Шрифт:
Я нетерпеливо бросился к Леди Клодии, и схватив её за руку подтащил к пролому в стене, чтобы она могла вместе со мной насладиться великолепием войны.
— Ты видишь это? — восторженно крикнул я, — Ты видишь каково то, что мужчины любят больше всего это?
— Это пугает меня! — задохнулась она.
— Смотри на них! — крикнул я, — солдаты, слава и сила!
— Мне страшно! — заплакала женщина.
Ворвавшийся снаружи ветер, прижал вуаль к её губам, очертив их соблазнительную форму.
— Как же это великолепно! — закричал я в упоении.
— Это не для меня, я принадлежу ошейнику и цепям! — внезапно выкрикнула Клодия.
— Да, — согласился я, сжимая её руку, — так и есть!
Если бы я не держал её за руку, то боюсь, она скорее всего упала бы в обморок прямо на обломки стены.
И тут округа взорвалась рёвом труб.
— Мужчины двинулись! — указала она.
— Это — штурм, — объяснил я.
— Они молчат! — заметила Клодия.
Во время всех прежних штурмов сигналы труб всегда сопровождались криками солдат.
— Своими криками они поддерживали себя, настраивали на бой, — пожал я плечами. — А сейчас они идут, просто чтобы закончить это дело.
Первыми к стене проходили легковооружённые пехотинцы, пращники и лучники, за ними следовали метатели дротиков. Под их покрытием подходили отряды со штурмовыми лестницами и тросами с кошками. Последними шли пехотинцы-мечники, те, кому предстояло карабкаться на стены по лестницам и тросам, и вступать в бой не на жизнь а на смерть с защитниками цитадели.
— Стена подвергнется нападению в нескольких местах, — заметил я, — они хотят растянуть силы защитников.
Клодия вдруг открыла рот от удивления.
— Что случилось? — спросил я.
— Мне показалось, что здания движутся, — ответила она, — там позади других домов.
— Где? — тут же заинтересовался я.
— Это не имеет значения, — отмахнулась Клодия, — это иллюзия, марево, возможно, воздух от нагретых камней поднимается вверх.
— Где? — повторил я свой вопрос.
Она указала рукой в сторону развалин, и снова открыла рот от удивления.
— Это не иллюзия, — заверил её я. — Он действительно движется. И он там не один.
— Дома не могут двигаться! — заявила женщина.
— Я насчитал одиннадцать, — сообщил я. — Их могут двигать по разному. Некоторые изнутри толкают люди или тащат тарларионы, запряжённые в сбрую закреплённую на задних брусьях. Некоторые, как например, вон тот, посмотри правее, люди или тарларионы тянут веревками снаружи. Конкретно этот тянут люди. Видишь их?
— Вижу, — кивнула она.
Навскидку я определил, что к осадной башне крепилось, по крайней мере, пятьдесят тросов, в каждый их которых впрягалось как минимум по пятьдесят мужчин. Отсюда, они пока казались маленькими. Расстояние до них было приличным.
— Но даже в этом случае, как они могут двигаться? — спросила Клодия.
— На самом деле, это не дома построенные из камня или кирпича, как Ты подумала, — объяснил я. — Это — высокие, подвижные конструкции на колесах. Они выглядят тяжёлыми, это верно, но для своих размеров, эти башни достаточно легки. По сути, это деревянные рамы, построенные из брусьев и с трёх сторон обшитые легкими досками, а иногда даже кожей. Обшивка, перед приближением к стене поливается водой, чтобы не дать обороняющимся сжечь всю конструкцию. Их делают выше стены. Верхняя часть передней стены представляет собой откидную аппарель, которая открывшись, ложится на стену, предпочтительно с наклоном вниз, чтобы воины с верхней площадки могли набрать скорость в атаке, а заодно и быстрее освободить место для тех кто находится на внутренних лестницах и платформах. Типов таких конструкций множество. Некоторые даже используются на кораблях. Вообще-то они называются осадными или штурмовыми башнями.
— Ужасные вещи, — пробормотала Клодия.
— Даже одна из них может перебросить в город тысячу мужчин в течение десяти енов, — добавил я.
— Они похожи на гигантов, — прошептала она.
— Ну да, действительно, есть в них какая-то угрожающая величественность, — признал я.
Мы стояли на виду у всех в большом неравном проломе в стене, словно в картинной раме!
— Уходим, — приказал я, отдёрнув женщину назад от отверстия, потащил вниз, обратно в камеру.
Подойдя к палачу, я стянул с него маску, и надел её на себя. Потом уделил внимание Леди Публии, лежавшей без движения среди обломков на покрытом пылью полу. Не наклоняясь, стопой, я отряхнул с неё пыль. Женщина никак на это не отреагировала. Тогда пнул её сильнее, носком ноги, но она по-прежнему осталась неподвижной. Я не думал, что она могла быть мертва. Всё же, когда обрушилась стена, из всех нас именно она находилась в наиболее защищенном месте. Ни на ткани, ни на верёвках следов крови не было. Признаться, я даже сомневался, что она была без сознания. Я предположил, что скорее она очень сильно надеялась, что её не заметят, или проигнорируют, решив, что она мертва.
Я не знал точно, но очень сомневался, что она, лежа здесь, около двери, смущённая и напуганная, даже слышала нас, находившихся у пролома в другом конце камеры. А даже если и слышала, то я не думал, что она смогла бы разобрать наши слова, или, хотя бы определить чьи голоса она услышала, или их местоположение, относительно неё. Женщина, несомненно, к настоящему времени должна быть полностью дезориентирована. Возможно, она надеялась, что могла оказаться единственной оставшейся здесь в живых после удара. Трудно сказать, но так или иначе, она, беспомощно связанная и ничего не видящая, в лучшем случае очень слабо представляла то, что произошло. Скорее всего, она не знала, например, того, кто именно выжил. А учитывая кляп во рту, она даже при всём желании не могла спросить об этом. Это мне показалось забавным.