И Ахмад Расулов был вынужден согласиться с отцом своей жены.

— Надолго хочешь забрать Варвару? — только и спросил он.

— Зачем надолго? Поможет немножко и обратно. Все-таки жена тебе.

И Варвара ушла вместе с отцом и его земляками.

Снова время загустело и потекло, как патока из глиняного кувшина. Видел такое Ахмад в детстве у себя в Истаравшане. Занимался он привычны­ми делами, но не было прежнего рвения, больше по необходимости чинил он зимовье и промышлял в тайге. И сама тайга казалась скучной и побуревшей, словно выцвела от летнего тепла.

Только теперь Ахмад понял по-настоящему всю томительность одино­чества. Без Варвары жизнь разом обесцветилась и потеряла свое главное содержание, а заключалось оно в семье и во внимании двух расположенных друг к другу людей. Ожидание стало главным смыслом его таежного суще­ствования.

Терентий обещал, что дочь скоро вернется к Ахмаду, но прошло два года прежде, чем он снова объявился, опять в сопровождении Савелия и Антона, но без Варвары.

— Где Варя? — спросил Ахмад, от досады не желая обмениваться при­ветствиями.

— Не может Варька прийти, — так же коротко отозвался Терентий. — Ребенка поднимать надо, растить, одним словом.

Ахмад опешил.

— Какого ребенка?

— Твоего сына, однако.

— Моего сына? Почему же я ничего не знаю?

Терентий пожал плечами.

— Откуда ты можешь знать? Дочь скрыла от тебя свою беременность.

Ахмад сел на нары и непонимающе уставился на ненца.

— Но почему скрыла?

— Боялась, прогонишь ее или откажешься от ребенка. Ты — не наш, кто знает, что бы ты сделал?

Эти слова задели его до глубины души.

— Что значит, не наш? Я — отец, и мой сын мне дорог не меньше, чем вам.

— Может быть, — спокойно согласился Терентий.

— И что теперь?

— Мальчишка подрастет, приведем сюда, посмотришь.

— Когда?

— Видно будет, — философски отозвался оленевод.

Ахмада словно жаром обдало. Он поднялся с нар, вплотную подошел к Терентию.

— Интересно получается. Отец я или не отец? Я должен принимать участие в его воспитании?

— Отец, конечно... Должен... — слышалось ответное.

— Как назвали ребенка?

— Иннокентий, Кешка, однако.

— Я должен был дать ему имя, — возмущенно закричал Ахмад. — Мой сын наполовину таджик, и у него должно быть таджикское имя.

Терентий обидно засмеялся.

— Где такое написано? Ты не у себя в Средней Азии. Ты тут один, нас много. Мы решаем, кем быть мальчику.

Терентий вышел на крыльцо, сел на ступеньку, раскурил трубку. Седое облако дыма отпугивало мошкару, клубившуюся над их головами.

Ненец смотрел на тайгу, стеной возвышавшуюся рядом с зимовьем, на голубое небо и длинные полосы облаков, начинавшие розоветь в лучах закат­ного солнца.

— Хорошо тут, — проговорил он задумчиво, — а в тундре лучше, про­стора больше.

Ахмад сел рядом с ним, ладонью разогнал табачный дым.

— Ты не уходи от разговора. Я хочу видеть сына.

— Увидишь когда-нибудь, — отозвался Терентий. — Ты не кипятись, а лучше подумай. Вот ты говоришь, хочешь воспитывать сына. Здесь? Чему ты его научишь? Зимовье чинить, грибы собирать? Ты один, как волк, и сына таким сделаешь. Дети растут быстро, скоро в школу надо будет. Где тут школа? Сам учить будешь? Только чему?

Ахмад слушал, опустив голову. Хотелось возразить Терентию, но нужных доводов не находилось. Была правота в словах ненца.

— Молчишь? — проговорил Терентий. — И хорошо делаешь. Слова, как табачный дым, подул ветер и унес его.

— И что же будет? — глухо проговорил Ахмад.

— Я уже сказал, подрастет мальчишка, приведем, посмотришь.

— Как же я теперь жить буду? — глубокая тоска прозвучала в его словах.

Терентий сочувственно посмотрел на него.

— Как жил до этого, так и продолжай жить. Ты — мужчина, тебе раски­сать ни к чему.

Через два дня ненцы ушли, а Ахмад Расулов остался наедине со своими раздумьями. Ясно, что сын многое взял от матери: и широкое лицо, и сму­глость, и раскосые глаза. А что он взял от него, истаравшанского таджика? Даже имя и то чужое. Больно было от сознания всего этого Ахмаду. Какая-то половинчатость в его судьбе. Вырвался на свободу и приобрел одиночество, полюбил Варвару и остался без нее, родился сын, но увидит ли он его когда-либо... Только тайга дана ему в собственность, вот уж кто не изменит и не оставит... И Ахмад горько усмехнулся, подумав это.