Владимир закурил. Сигарета возбудила в нем тягу к опасностям, навеяла мысль о пробежке по Центральному парку в этот поздний час, о спринте под пение городских цикад, о бросках зигзагами вправо-влево, как на футбольном поле, в попытке одурачить смерть, притаившуюся в тени между парковыми фонарями.

Отличная идея.

Он встал, чтобы уйти, девушка подняла на него глаза. Пока он шел к двери с намерением обыграть смерть в парке, девушка по-прежнему смотрела на него. Он уже поравнялся с ней, а она все смотрела.

Вдруг он оказался сидящим напротив нее. Наверное, споткнулся или его качнуло, и он, сам не зная как, рухнул на теплое пластиковое сиденье. Девушке на вид было около двадцати, на лбу пролегла магистраль первых горестных морщин.

— Не понимаю, почему я сел здесь, — подал голос Владимир. — Сейчас встану.

— Вы напугали меня. — Голос у девушки был ниже, чем у Владимира.

— Уже встаю. — Он положил руку на стол. Книга называлась «Манхэттенский трансфер» [9] . — Замечательная книга. Ухожу. Я и не думал присаживаться.

Он опять стоял на ногах, вокруг все казалось зыбким. Увидел, как на него надвигается дверная ручка, и вытянул вперед жаждущую схватиться за нее ладонь. За его спиной раздался смешок.

— Вы похожи на Троцкого.

«Господи боже, — подумал Владимир, — у меня начинается новый роман».

Во рту он ощущал вкус бурбона, влажной пеленой окутавшего язык. Владимир дернул себя за бороду, поправил очки в черепаховой оправе и повернулся кругом. Он направился обратно к ней, старательно выворачивая ступни внутрь, чтобы не шлепать ими по-еврейски, твердо вжимая подошвы в американскую почву («Припечатывай ногой землю, словно она твоя!» — учила его мать).

— Только когда я пьян, — сказал он, нарочно растягивая последнее слово для наглядности. — Я похожу на Троцкого, только когда пьян. — Ради первого знакомства можно было придумать фразу и получше.

Владимир повалился на стул.

— Я могу встать и уйти. Вы ведь читаете хорошую книгу.

Девушка заложила салфеткой страницу и закрыла книгу.

— Откуда вы, Троцкий? — спросила она.

— Меня зовут Владимир, — представился он таким тоном, что захотелось добавить: «И бреду я по белу свету от самой матушки-России». Но он удержался.

— Русский еврей, — догадалась девушка. — Что вы пьете?

— Больше ничего. Я уже набрался и пропил все деньги.

— И вы скучаете по своей стране. — Девушка старалась говорить так же грустно, как Владимир. — Два виски с лимоном, — обратилась она к проходившей мимо официантке.

— Вы очень добры, — поблагодарил Владимир. — Вы, должно быть, не местная. Учитесь в Нью-Йоркском университете, а сами родом из Кедрового Источника. Ваши родители трудятся на земле. И у вас три собаки.

— Университет Колумбийский, — уточнила девушка. — Уроженка Манхэттена, родители — профессора в Городском колледже. Одна кошка.

— Лучше не бывает. Если вы любите Чехова и социал-демократию, мы сможем стать друзьями.

Девушка протянула ему длинную, костлявую ладонь, оказавшуюся на удивление теплой.

— Франческа. Значит, вы ходите в бар один?

— Я был с другом, но он ушел. — И, учитывая ее имя и внешность, добавил: — Мой друг — итальянец.

— Я польщена, — ответила Франческа.

Затем она вполне невинным жестом зачесала выбившуюся прядь волос за ухо, обнажив полоску белой кожи, до которой летнее солнце не сумело добраться. И от вида этой кожи пьяного восторженного Владимира подбросило вверх и перекинуло через хлипкий забор, за которым, как в загоне для молодняка, содержатся слепые увлечения, питающиеся соками сердца. Какая тонкая прозрачная мембрана, этот кусочек кожи! И разве она способна уберечь мозг от летней духоты? Не говоря уж о падающих предметах, птицах на деревьях и зловредных людях. Владимиру показалось, что он сейчас заплачет: все было так… Но он с детства твердо помнил наказ отца: не реветь! Он прищурился, чтобы унять слезы.

— Что случилось? — спросила Франческа. — У вас взволнованный вид. — Из ниоткуда возникла вторая порция виски с лимоном. Владимир протянул дрожащую руку к бокалу, на дне которого мигала мараскиновая вишенка, будто огонек на посадочной полосе.

А потом спустилась уютная тьма и дружеская рука взяла его под локоть… Они стояли на тротуаре; в окружающей мути Владимир разглядел такси, проплывшее мимо бледной щеки Франчески.

— Такси, — промямлил Владимир, стараясь удержаться на получивших второе крещение ногах.