И хитроумные женщины ловко умеют подчеркнуть сходство с той, которая для мужчины — идеал. Они меняют прически, чтобы напоминать матерей, любимых девушек, актрис и певиц, они начинают говорить чужими голосами, они начинают интересоваться тем, что им нужно на самом-то деле, как рыбке зонтик… — Наталья допила кофе, отодвинула чашку.

— Одна моя знакомая Пенелопа, — сказала я, насмешливо улыбаясь, мне так хотелось, чтобы Наталья оценила мое чувство юмора, — призналась мне как-то, что измена — лучший способ сохранить семью. Когда, говорит, я испытываю перед ним чувство вины, я просто из кожи вон лезу, чтобы ему угодить.

Наталья кивнула, тихо засмеявшись. Так смеются, скорее, из вежливости, чем из-за того, что рассказ по-настоящему смешон.

— Не смешно? — Мы встретились взглядами. Ее глаза порой действуют на меня непонятно, прямо гипнотически.

— Легко управлять людьми? — вдруг подозрительно спросила я, со мной вообще случаются приступы мнительности. — Тяни себя за веревочки и о’кей?

— Мне лично этого совершенно не надо. — Она сказала это грустно. Так грустно, что мне стало ее почему-то жаль. — Хочешь, я расскажу тебе, что люблю в жизни больше всего?

Я кивнула.

Мы расплатились и вышли из кафе. Я даже забыла попрощаться с моей администраторшей.

— Начало сентября, и вечер уже темный…

Мы тихо побрели, и листва шуршала у нас под ногами. Как красиво! Рыжеватые фонари и желтые фары машин.

Красиво, согласилась Наталья. Она наклонилась и подняла лист.

— Вот она, истина, ее можно угадать во всем. И вечно лишь то, что совпадает с простой истиной жизни.

Она вновь вела меня куда-то, как в детстве, которое было так давно, что будто его и не было.

— Знаешь, многое мне просто отвратительно: ну, почему женщина должна постоянно желать нравиться мужчине? Ведь стремление нравиться — приманка, придуманная природой для того, чтобы не прекращалась биологическая жизнь. Женщина заманивает мужчину, чтобы продолжить человеческий род. А значит, Толстой был прав, и половая любовь нравственна только, если служит деторождению. А в остальных случаях она превращается в примитивное или изощренное удовольствие, служащее самому себе, — и тогда физическая близость безнравственна. Но тогда и постоянное желание женщины нравиться, то есть заманивать, привлекать, чаще служит совсем не биологическим, а иным целям: тщеславию, жажде денег, жажде власти, славы…

— А мужчины как любят славу, с ума сойти, — сказала я и тоже подняла лист. В детстве мы плели из листьев гирлянды. Помню, мне как-то удалось сплести самую длинную — и мне девчонки завидовали. Смешно.

— Тот, кто понял, что у большинства нет ни вкуса, ни собственного мнения, не может желать славы.

— Ты хотела рассказать, что любишь, — попросила я, — ты обещала.

Она подвела меня к скамейке возле фонаря. Кусты за ней казались сгрудившимися животными, чудилось — если прислушаться, различишь их тяжелое дыхание.

— Сядем, — предложила она, и я, оглянувшись с постыдной робостью на хмурые кусты, села рядом с Натальей. Она, удивив меня, достала из сумочки листок бумаги и начала читать: "Я очень люблю смотреть на воду. Мне нравится, когда в прозрачной воде колышется дно, плавают мальки, блестят гладкие гальки, танцуют медузы. Но и очень люблю я смотреть на океан с самолета.

Люблю разные запахи: запаренного веника в бане и резеды летним вечером после короткого дождя, запах осенней сжигаемой листвы, сушеных грибов, свежего дерева, смолы, новых журналов и только что купленных книг…"

— По-моему сейчас перестали сжигать листву, — сказала я тихо.

Она неопределенно пожала плечами: тебе не интересно?

— Нет что ты, — я тронула ее прохладную ладонь, — очень!

— Мне нравится стоять под душем, зажмурив глаза, стена воды, шумя, отрезает меня от всех, и мне кажется, что я лечу — так мне весело и легко. И летать самолетами я люблю. Особенно приятен мне тот миг, когда самолет разгоняется, набирает все большую, большую скорость — и отрывается от земли! Своеобразно, но, пожалуй, приятно чувство невесомости.

Я люблю лица людей в те минуты, когда они занимаются своим любимым делом — копаются в саду, чертят — неважно, какое дело…

Я люблю музыку. Всякую. Подходящую под мое настроение.

Я люблю небо в любую погоду…

…ну, ладно, сказала она, вдруг поскучнев, тут еще страшно долго: от архитектуры до капель дождя, плывущих по стеклу веранды…

Откровенно говоря, я не поняла, что произошло: то ли я как-то недостаточно чутко слушала ее, то ли дальше на листочке было записано нечто такое, что она решила утаить.