Шрифт:
— Чего это ты? — настороженно спрашивает Воронок.
—Соринка в глаз попала, — отвечаю я.
— Небось о фронте задумался? Я, брат, тоже…
Шофер Бао выехал за город и тут показал нам во всем блеске свое водительское мастерство. Мелькали кустарники и перелески, мелькали телеграфные столбы. Ветер свистел в ушах, срывал с головы фуражку. Пришлось опустить ремешок под подбородок.
Ты, Мишук, присядь, — посоветовал Воронок,— не ровен час, застудишь горло.
Мишка послушно опустился на дно кузова. Все-таки, наверное, хлопотливо быть певцом. Все время следи за своим здоровьем, опасайся сквозняков. Разве это жизнь? То ли дело мы с Андрейкой и Воронком — стоим себе, как моряки на палубе корабля, орем что-то героическое и плюем на всякие простуды!
Краснознаменная, Смелее в бой! Дальневосточная, Даешь отпор!Мы замечаем впереди огромное летное поле. Истребители кажутся издали маленькими и безобидными. Около машин суетятся люди. Неужели боевой вылет? Досадно будет не застать Павлика и Виктора.
— Приехали, гусары! — высунувшись из кабинки, кричит шофер Бао. — Сейчас пойду договариваться, чтобы вас пропустили. Раз, два, три, четыре, пять. Никого не забыл? Зарядочку, гусары, зарядочку! Помогает от холода.
Во всем училище я один, пожалуй, знал, что Андрейка Калугин мечтает стать летчиком. В тумбочке у него лежали книги об авиации. На внутренней стенке чемоданчика Андрейки были прикреплены портреты отца, Чкалова, Белякова и Байдукова. Мне казалось, что он частенько молча беседует с ними. Интересно было бы узнать — о чем?
Как он обрадовался сегодняшней поездке! Он собирался к летчикам, словно на бал. Отгладил брюки, надел новую гимнастерку с белоснежным воротничком. Начистил ботинки до зеркального блеска.
— Такого парня можно сразу записывать в ученики летчика, — сказал я.
— А тебя в трубочисты, — ответил он.
Пришлось идти умываться. Почему-то я недолюбливал эту процедуру. Мне нравилось ходить чумазым. Сразу всем видно, что рабочий человек. Не белоручка.
К нам подошел дежурный с квадратиками в петлицах и сказал:
— Ага, нашего полку прибыло! Придется, товарищи, малость подождать. Летчики принимают сейчас других гостей. Так сказать, незваных.
Он посмотрел на небо, и мы тоже задрали головы вверх.
— Не здесь, в другом квадрате, — объяснил дежурный. Он повел нас в столовую. Перед нами поставили огромную кастрюлю с супом.
— Посмотрим, какие вы работнички, — сказал дежурный. Он сам разлил суп по тарелкам.
Наш шофер обедал за другим столиком.
— Садитесь к нам, товарищ Бао, — пригласил его Юрка Хлопотнов.
— Как, как? — переспросил дежурный.
— Товарищ Бао, — повторил Юрка.
Дежурный с хохотом сел на стул.
— Кузькин, ты меня убьешь, — сказал он наконец, вытирая слезы.
Кузькин, подсевший к нам, невозмутимо ответил:
— А меня хоть горшком назови, только в печь не сажай. Бао, значит, бао.
— Он шофер батальона аэродромного обслуживания. Сокращенно — БАО. А зовут Кузькина Митрофан. Митроша из Оша. Есть такое местечко под солнцем, — охотно разъяснил нам дежурный.
Митроша из Оша ухмылялся и наворачивал суп.
Вскоре летчики вернулись с боевой операции. Они разговаривали жестами и смеялись, как дети.
Что же вы Нину не захватили с собой? — огорченно спросил Павлик.
— Ее вызвали в горком комсомола, — сказал я.
— Подождали бы. Эх вы, мужчины.
Я познакомил Андрейку с Виктором.
— Тоже летчиком хочет стать, — шепнул я Виктору.
— Значит, будем коллегами, — просто сказал он, пожимая руку Андрейке.
Дежурный рассказал товарищам о шофере Бао. Рассказывать он был мастак. Виктор поперхнулся супом, а Павлик схватился за живот. Митроша из Оша невозмутимо допивал компот.
По всему было видно, что здесь любили пошутить. И еще любили цветы. Они стояли на каждом столике. Совсем не чувствовалось, что эти люди только что вернулись из поединка с врагом, где рисковали жизнью. Было такое впечатление, что они всего-навсего совершили небольшую прогулку и теперь вот подкрепляют силы.
— Устраиваем мальчишник! — объявил Павлик. — Сбор в клубе в семнадцать ноль-ноль. Соревнование талантов Н-ской части и ремесленного училища!
Я заметил, что в клубе Андрейка сел рядом с Виктором. Они почти все время негромко разговаривали о чем-то. Это было так не похоже на молчуна Андрейку. Выступив на сцене со своими стихами, я подсел к ним. Андрейка говорил: