Она думала о бестиариях, о травниках, об алхимических руководствах и сборниках легенд, которых именно в Средневековье и именно в Европе было создано великое множество. О картах с неизвестными землями - там, где, по слухам и домыслам, живут кентавры и сатиры, ползают василиски, сражаются за изумруды люди с собачьими головами, а смола ядовитого древа анчар отравляет всё в округе. Почему тогда? Может, люди были честнее и наивнее - или просто больше верили в чудо?

Ей казалось, что и сама она очутилась в такой же Terra Incognita. В стране чудес с обнулёнными законами логики. В небывальщине.

И близость Чезаре усиливала это чувство.

– Да... Да, я не думал об этом, но, наверное, ты права, - серьёзно сказал он. Какая-то рыжая девушка с пирсингом в носу помахала ему, пробегая мимо, и он поднял руку в ответ - в рваном неаполитанском приветствии.
– Данте великий поэт, но здесь его не знают.

– Не знают?

– Нет. Только общие места. Здесь ужасно необразованные люди, - он сокрушённо поморщился.
– Вот в России все знают Пушкина.

Да уж... С. говорил о Пушкине с неизменным восхищением (ещё бы - написав о нём пару десятков статей) и как-то по-домашнему, словно о любимом пледе. Присаживался в своё кресло на кафедре, складывал домиком тонкие пальцы и усмехался: "Да, занятно было бы прогуляться с таким человеком, как Александр Сергеевич. Вот знаете, просто так прогуляться... По-приятельски. С Достоевским страшно, с Толстым - не по себе, с Чеховым не хотелось бы, а вот с ним... Занятно, занятно".

Занятно было его универсальным словом для выражения положительной оценки. Занятным могло стать всё - от книги или фильма до сорта сыра или человеческого характера, - но так же легко и утратить эту занятность.

У неё сжалось сердце.

– У нас тоже мало кто хорошо знает Пушкина.

В лавочке неподалёку от площади продавали местный лимонный ликёр: два стеллажа полнились жёлтыми бутылками разных размеров и форм. Бутылка-полумесяц, бутылка-скрипка, шар с позолоченной пробкой - будто объёмная модель солнца. Была и форма, заставившая её покраснеть. Что поделать: Неаполь.

Они с Чезаре бродили уже третий час - а может, четвёртый: счёт времени пресёкся. Вика, испытующе щуря глаза, допытывалась, где она пропадает каждый вечер. "А тот парень, который с тобой сегодня поздоровался в кампусе?
– небрежно припечатала более проницательная Нарине. В тот момент она заплетала косу, слушая что-то готическое, и якобы хранила полную индифферентность к их разговору.
– Вы с ним потом пропали куда-то". "Парень?!
– Вика так подпрыгнула на стуле, что чуть не опрокинула его. По комнате заметались мерцающие огоньки журналистской алчности.
– А я даже не видела! Высокий? Из Неаполя? А как зовут?"

Достаточно. Из Неаполя. Чезаре. Ничего сверхъестественного, у них просто взаимное обучение.

Что-то типа педагогической практики? Да, типа того.

Теперь, когда ей вспоминался вопрос о педпрактике, почему-то хотелось нервно смеяться.

– Недавно я прочитал "Капитанскую дочь", - по-русски сказал Чезаре.
– Чудесная книга.

– "Дочку", - машинально поправила она, провожая взглядом парня, с отрешённым лицом катившего на светящемся самокате. В полумраке и толкотне толпы казалось, что он просто плывёт по воздуху.
– "Капитанскую дочку". Да, я тоже люблю её.

Другие вещи Пушкина - "Маленькие трагедии", например, или "Евгений Онегин" (читая впервые, жалела Ленского: по какому небесному сценарию поэта всегда убивают?..) - нравились ей куда больше, но она решила не усложнять Чезаре жизнь.

– Главный герой - настоящий мужчина. Военный, - Чезаре вздохнул.
– Не то что мы здесь. Это впечатляет.

"Богатыри - не мы". Думая об офицерских погонах Т., она невольно засомневалась: так ли уж прекрасен этот восторг перед русской армией?..

– Необязательно быть военным, чтобы быть настоящим мужчиной.

– Да, правда. Но он взял на себя долг и исполнял его. Защищал свою честь и жизнь любимой, свою страну, - голос Чезаре смягчился.
– По-моему, это правильно.

Облака в небе были похожи на фрагменты витража: розовые, жёлтые, зеленоватые. Никогда до Неаполя она не видела таких пёстрых закатов. И не слышала, чтобы такие вещи говорились всерьёз и искренне.

А если он искренне - то откуда он вообще взялся здесь? Из другого мира?

– И ещё мне понравился Пугачёв, - продолжал Чезаре.
– Бунтовщик, но такой... человечный, не как обычно пишут исторических персонажей. И совсем не сволочь.

Чтобы не расхохотаться, она прикусила губу.

– Ты знаешь слово сволочь? Только не говори, что специально учил русские ругательства.

– Только не говори, что ты не учишь итальянские, - парировал Чезаре. Она делано возмутилась:

– Ещё чего! Ты сам меня назвал интеллигентной. Нисколько не интересуюсь такими глупостями.

– И правильно, - Чезаре кивнул, а потом наклонился к её уху и прошептал, обдавая жарким дыханием: - Потому что надо учить не итальянские, а неаполитанские. Они выразительнее.