Нет. Не падаю и не упаду. Я шла. Значит, дойду. На упрямстве, на невозможности остановиться. Ведь не может остановиться наша звезда.

Чувства становятся ясными, острыми. Я ощущаю каждый камешек под ногами, каждое касание легкого ветерка. Мир видится искаженным, набором тонких дрожащих граней, но угадываются выпуклости крыш, провалы окон в домах. Шипами бьют меня голоса кровожадной толпы.

Толпы все еще живых!

Во мне поднимается что-то с силой, с которой я не способна справиться. И я не хочу с нею справляться. Я лишь хочу с удовольствием подмечать, как отзывается город на мои шаги по нему. Один шаг, чуть тверже — и шест забора справа кренится во двор, увлекая весь плетень. Еще шаг, чуть жестче — и крыша у дома слева проминается, будто кулак с неба опустили. А еще хорошо, когда я веду уставшей шеей, а невдалеке грохочет обрушившийся сарайчик.

Впереди — узкая деревянная башенка. Едва я шагаю к ней, она наклоняется, и подпирающая ее лестница резко уходит в сторону. Башенка заваливается, стукается во второй этаж дома.

— А-а-а! — звенит крик дозорного. — Сюда! Помогите!

От злости, ударившей в голову, холодеют глаза. Я почти ничего не вижу, иду по памяти и наугад. Темный город обступает со всех сторон, давит. Дома сдвигаются, теснят.

Волна криков катится на меня.

Заметили!

Я разворачиваю плечи и отвожу назад напряженные руки. Да, как и все живое, меня можно сломать. Но я сейчас сильнее того живого, что хочет напасть на меня.

Первый их удар приходится в лицо. Я трясу головой, пытаясь хоть немного восстановить зрение. Кое-как намечаю впереди себя противника — пятнистый силуэт.

Шаг влево, поворачиваюсь. Силуэт пролетает мимо, падает в темноту позади. Еще кто-то выныривает снизу любопытной рыбкой — и снова отступить, скользнуть.

Справа двое. Мелькает оскал, слышу обрывок призывного крика — «Бей!»

Что это? Им мало смертей? Да разумны ли они вообще?

А раз нет, то передо мной лишь безумные слабые! За то, что они натворили, их небо должно придавить!

Застываю скалой — и новый удар отбрасывает от меня ударившего, ошметками разрывая его руку до самого плеча. Вдыхаю полной грудью, чтобы крикнуть, чтобы осадить — расступись, прочь! — но накатывают снова, сволочи.

Звук множества быстрых шагов. Удар в грудь, удар в бок, что-то тонкое, длинное летит над моей головой, опускаясь. Они терзают. Они требуют. Чего? Чтобы я ответила?

Прочь, трусливые твари! На кого нападаете?!

Окружили. Орут, лезут.

Пусть глаза не видят, пусть в ушах шумит космический ветер, пусть в горле безжизненная пустыня, но я еще могу прокричать:

— Это был мой Мастер! Это был мой сильный! Это все было мое!

Взмах правой рукой — и захлестнутый пламенем дом взрывается изнутри.

— Это было мое!

Взмах левой — и белым вихрем сметает несколько дворов.

— Все. Мое. Мое! Как посмели?!

Мир становится мраком. С трудом прорезаются разноцветные вспышки — в них успеваю разглядеть, как бегают, кричат в ужасе: «Бегите! Ее не одолеть!» Молнии чертят кривые узоры в поисках своих жертв.

А мне слаще нет, чем напрячь руки, раньше не знавшие такой силы! Запустить их в злость, в жадность, в гнев. Почувствовать, как трепыхается мир, отвечающий на мое желание взять его и порвать, как выкручивается гравитация, как натягивается осколочная твердь. Невозможно, но она мне подчинится, если я захочу. И я хочу! Что мне эти живые, когда я могу провести отяжелевшей властной рукой — и выгнется сама поверхность! А потом прогнется! Снова, да посильнее, аж трещит! И еще пусть полыхнет! Это вам нужны дрова, деревья. Мне же сойдете и вы!

В череде вспышек мечутся пылающие факелы, падают в растущие трещины или корчатся на краях.

Да-а, когда корчишься — это больно, правда? Червяк понял. Я узнала. А вы усвоили?

Жарко. Много огня. Он стеной преграждает мне дорогу к башне. Но у него нет власти надо мной, а у меня над ним — есть.

Я развожу ладони — и огонь расступается, набрасываясь на последний ряд домов, а дальше проваливается куда-то, не вижу.

Мне самой больно, но боль лишь подстегивает, когда я ступаю по площади, ходящей ходуном. Тут еще остались люди, сбились в кучу.

Что у меня для них есть? Привычное слабое «в недеянии мудрость» или незнакомая сила без жалости, без прощения? Надо бы выбрать, но я уже не контролирую то, что рвется из меня, льется из рук длинными горячими хлыстами. Оно жаждет наказать, отстегать тех, кто нарушил, кто посмел!

Левой — огонь. Правой — удар.

Бью наотмашь их, а отдается во мне. Я же и природу свою бью, работу, суть.

Надо мной с ревом проносится что-то огромное, плоское и золотое. Я невольно пригибаюсь и останавливаюсь.

Все вокруг горит, трещит и грохочет. И я за него уже не отвечаю.

Ладони пульсируют, в горле давит ошибка — ведь тебя не этому учили, Инэн! пусть учили не те, но ведь не этому!..

Плотные клубы дыма наплывают на площадь, наваливаются, без спроса захватывая себе дома, огонь. Просто дотягиваются — и забирают. Постепенно крики гаснут, умирая.

Черные чудовища из пепла окружили меня, шипят и ворочаются. Еще одна невероятная сила, не моя, чужая. Она другой природы. Она, как сторож, накрыла и оградила меня. Или от меня — не хочу разбираться.