Казалось, что колдуны пропали так прочно, словно навсегда ушли из жизни Империи. Император вздохнул еще раз. "Только ушли ли?"

Из-за этого состояния раздвоенности волей-неволей приходилось прислушиваться к тому, что говорил брат Черет. Все-таки именно ему, а не кому другому, пришло в голову залить пол водой, чтоб выследить колдунов-невидимок. Именно ему, и никому другому пришло в голову после этого два дня плясать вокруг дворца охранительные пляски, вроде бы окончательно извергнувших колдунов из столицы...

Это конечно все так, только что вспоминать о прошлом-то, хоть и недалеком? Указал путь к спасению - спасибо тебе, а оставшуюся жизнь не порть. Надо же выдумать такое - ходить по воде, до тех пор, пока Карха знак не подаст? Сам-то в воде не сидит. Бродит где-то по сухому...

Вода плескалась у самых ног, и эхо плеска отлетало от стен.

– Где сам-то монах?
– спросил Мовсий.
– Давно его что-то не слышно...

Иркон потянулся к кувшину, налил, выпил, крякнул от удовольствия, ощутив, как огненный комок прокатился вниз, в желудок и оттуда теплом растекся по ногам.

– Нужен он тебе.. Клянусь Тем Самым Камнем, от него одни неприятности.

Верлен прекратил шлепать ногой по воде, и та успокоилась, только чуть подрагивала под ветром, залетавшим в окно. Не выдержав молчания, повернулся к Мовсию.

– Помнишь, с чего все началось-то? Прибежал, Совет расстроил...

Он покосился на Иркона, занявшегося курицей. И ему и бедной птице, похоже, было все равно есть вода на полу или нет.

– ...а как хорошо сидели...

Мовсий соглашаясь, покачал головой.

– Бегущими Звездами грозил... Где они теперь его звезды-то? А?
– он развел руками.
– Нету.. Поистрепались... Звездами все началось ими и кончилось... А ему все мало.. Всех в воду посадил...

Мовсий ещё раз кивнул. Казначей прав. Все со звезд началось, ими и кончилось. Пропали Бегущие звезды, в один день пропали. Восстановил Карха справедливость, отвел беду. Тут уж точно не монаха заслуга.

Только вот надолго ли?

Что-то коснулось его слуха. Император поднял палец.

Как по команде друзья умолкли и в тишину, заполненную шелестом волн, ворвался далекий ритмичный топот.

– Лошадь?
– первым удивился Иркон.- Кто это решился во дворце на лошади разъезжать? Дворец у нас или что?

Его удивление казалось немного фальшивым, но смысл в словах имелся. После того, что тут происходило совсем недавно, любая странность сейчас выглядела бы вызовом Императору.

Верлен не стал ничего выдумывать - подошел к двери и, открыв её, с удовольствием вышел на сухое место. Стоило ему открыть дверь, как стало понятно, что никакая это не лошадь, и даже не всадник. Просто где-то недалеко бежал человек. Быстро бежал.

– Монах, - почему-то сказал Казначей.
– Некому больше...

Он посмотрел на Иркона, словно предлагал тому поспорить.

– Опять у него неприятности. Торопится и нам жизнь испортить...

– Спорим, что нет, - оживился Иркон, посреди этой юдоли скорби единственный, продолжавший радоваться жизни. От курицы осталась груда мелких костей, но вино в кувшинах еще плескалось.
– У монаха бег мелкий, дробный, а это....

– И спорить не буду. Тебя, сироту, обирать совестно...

Шум вдруг пропал. Человек, похоже, устал и перешел с бега на шаг.

Хранитель Печати посмотрел на мрачного Императора, пожал плечами и налив вина в два кубка и приглашающее кивнул казначею.

– Ну, что я говорил? Если б неприятности, то монах непременно бы сюда забежал...

Верлен отступил назад в воду, закрыл дверь, пошел к столу за кубком.

– Наши неприятности от нас не уйдут...

Он не успел дойти, как дверь распахнулась, и на пороге объявился Старший Брат Черет. Лицо его снова переполняла прилившая к лицу крови. Монах не успел сказать ни слова, как Мовсий привстал.

– Что? Опять?

Никто не вздрогнул, не перепросил ничего. Не вздохнул даже глубже обычного. Мовсий понял, что, как и он сам, его товарищи, все это время жили ожиданием новой беды. Все они смотрели на монаха, как на вестника несчастья.

Черет почувствовал это и слова, готовые сорваться с языка там и остались.

Его остановило ощущение повторения. Несколько дней назад он уже врывался сюда с дурной вестью для тех, кто сидел тут. Для этих же самых людей. И вот снова...

Он поперхнулся готовыми слететь с губ словами и почти спокойно сказал: