Шрифт:
— Мы чуть не начали без вас, — сказал дон Гарсия, игриво шлепнув Антонию по руке, которую перед этим поцеловал.
Он смотрел на нее влюбленными глазами. Дон Гарсия много лет был влюблен в Антонию.
— Ну и начинали бы, — резко ответила Антония, повернулась к нему спиной и, взяв Марию за руку, направилась в музыкальную комнату. — Вы впустую тратите полжизни, ожидая меня.
Дон Гарсия был полным и лысым, и вкус этого пожилого аристократа был консервативен во всем, что касалось людей и искусства. Большинство его гостей было незнакомо Марии, поскольку они не входили в круг общения Карло.
Поэты тоже были либо средних лет, либо старше. Если бы Мария прислушалась к их стихам в духе Петрарки, то нашла бы их элегантными, изящными и ритмичными, но несколько устаревшими. Несмотря на легкое платье, лицо ее пылало. Ей хотелось громко расхохотаться или разразиться слезами, в то время как взор ее беспокойно блуждал по комнате в отчаянной попытке избежать того, что притягивало ее, как магнит. «Посмотри на меня. Ответь на мой взгляд», — взывало к ней лицо Фабрицио, который сидел один в дальнем конце комнаты и не сводил с Марии глаз с той минуты, как она вошла. Она заставляла себя размеренно дышать, хотя у нее перехватило дыхание.
О Стелла, ты звезда из света, Моей ты жизни свет и жизнь моей души, —звучно продекламировал поэт с пышными седыми волосами, образовавшими два крыла у висков. Он был так увлечен собственными стихами, что казалось, сейчас вдруг оторвется от пола и взмоет под потолок.
Мария, на минуту отвлекшись, подавила смешок и прикусила верхнюю губу. В углу сидел человек, который за эти две недели не сделал ни одной попытки с ней связаться и с которым она сейчас случайно столкнулась. Очень хорошо, она на него посмотрит, так как невозможно игнорировать его и дальше, но ответит ему холодным взглядом. Она медленно обвела глазами присутствующих, хотя на самом деле никого не видела. Когда, наконец, она встретилась взглядом с Фабрицио, он так тепло ей улыбнулся, что Мария чуть не засмеялась от радости.
Восторгов океан в душе моей бушует, —вдохновенно читал поэт с крыльями из волос.
«Какая я глупая, — укорила себя Мария, нежась в лучах улыбки Фабрицио. — Я тоже поддалась этому соблазнителю. Я думаю о том, чтобы навлечь на себя проклятие, отдавшись мужчине, который ни разу не подумал обо мне за все эти четырнадцать дней. Мужчина, который сейчас улыбается мне так, будто я, и только я — свет его очей. Мужчине, который точно так же улыбался бесчисленным женщинам. Он в меня влюблен, это ясно, страстно влюблен. Но сколько продлится его любовь? Год? Полгода? Один месяц? Известно, что все романы Фабрицио были быстротечными. Я удержу его лишь ненадолго, до тех пор, пока он будет считать, что еще не завоевал меня полностью. В тот день, когда он будет знать, что я целиком принадлежу ему, он умчится, как листок, подхваченный бризом».
Во время перерыва между чтением стихов гости угощались, болтали и кружили вокруг столов. Мария вышла на террасу, где было прохладно, и остановилась в тени, зная, что Фабрицио последует за ней. Полная луна лила бледный серебряный свет на сад на склоне и море за ним.
Она предположила худшее: а что, если это продлится месяц, всего один месяц? Пусть так. Но это будут четыре летние недели — достаточно, чтобы вспоминать всю оставшуюся жизнь. При этой мысли ей пришли на ум стихи поэтессы Виттории Колонна. После смерти Беатриче, когда Мария пришла в себя настолько, что уже могла сосредоточиться, она снова и снова перечитывала их, ища утешения в теме невозвратной потери.
Сейчас она вспомнила некоторые из этих стихотворений, особенно то, в котором Виттория говорит, что в самых первых любовных сражениях с Ферранте д’Авалос так пылко и самозабвенно отдавалась ему, что чувствовала: она никогда не сможет лечь в постель с другим мужчиной. Через год после их свадьбы Ферранте пустился в одну из многочисленных военных кампаний, которые занимали его до конца жизни, и Виттория видела его лишь урывками. Семь лет спустя он погиб смертью героя. Хотя Виттория была богата и еще молода, она больше не вышла замуж. Сонеты, которые она писала в оставшиеся двадцать два года своей жизни, были все посвящены Ферранте д’Авалос. Самый трогательный из них Мария знала наизусть:
Я живу на этой голой, одинокой скале, как птица в печали, что избегает зеленой ветки и чистой воды; и я отрываю себя от тех, кого люблю в этом мире, и от себя самой, дабы мысли мои спешили к нему — солнцу, которое я обожаю и которому поклоняюсь.
Сейчас Мария размышляла о том, что чувства печали и потери сделали Витторию такой великой поэтессой, а также о том, что жизнь этой женщины может стать для нее примером, когда ее бросит Фабрицио.
Стоя в лунном свете и наблюдая за дверью, Мария продолжала предаваться романтическим фантазиям относительно того, какое унылое будущее ее ждет. Потом она представила себе, как Фабрицио подкрадывается к ней сзади, касается губами ее шеи, как его рука скользит под ее лиф, как он кусает ее шею, поворачивая к себе. Она ощутила странное желание подраться с ним, сделать ему больно, заставить его страдать, исцарапать в кровь. Поскольку она больше не могла ему противиться, ей хотелось его наказать, Фабрицио не появлялся. В комнате снова наступила тишина, Другой поэт начал читать свои стихи. Она вернулась в комнату и села рядом с Антонией и лишь тогда взглянула на Фабрицио. Его не было. Он ушел.
Антония держала в руках бокал с мадерой для Марии и протянула его племяннице. Мария уселась с бокалом красного вина в руке, боясь отхлебнуть, чтобы не поперхнуться. Она попыталась сосредоточиться на поэзии, бесконечно скучной, все время испытывая желание вскочить, закричать, швырнуть свой бокал в лысеющего поэта, который так канючил о любви, что это наводило на мысль о парочке томно вздыхающих обезьян, танцующих медленный танец. Наконец-то Мария поняла, почему Карло в ярости швырялся разными предметами: это был верный способ немедленно положить конец невыносимой глупости.