– Да, мистер Эрик.

– Хорошо, - я улыбнулся ему и увидел, как из его глаз мало-помалу исчезает страх. – Тебе понравилась игра? – мальчик согласно закивал головой, а я предложил: - Тогда давай продолжим играть по пути в больницу.

Я взял Густава за руку, мы вышли из парка и пошли прямо по тротуару.

– Какой твой любимый цвет?

– Черный…

– Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? – мальчик кивнул головой и немного несчастно взглянул на меня.

– Когда мама вернется домой?

– Ну, я не такой вопрос имел в виду… – я вздохнул и собирался промолчать, но когда увидел, с какой надеждой смотрит на меня Густав – мое решение отмалчиваться было тут же пересмотрено.
– Может, завтра. Она должна быть в больнице, пока врачи не убедятся, что она здорова.

Решив продолжить разговор о симпатиях и антипатиях завтра, я распахнул двери больницы, и мы прошли в палату Кристин. Густав тут же вырвался из моих рук и, бросившись к матери, крепко ее обнял.

– Тише, Густав, - предупредил я, - ей больно.

Но Кристин улыбалась, гладя своего сына по спине. В ее глазах стояли слезы и, когда я перевел взгляд на нее, то увидел там благодарность. Я поднял мальчика на руки и посадил на стул, что стоял у постели девушки. Сам же я сел на краешек ее кровати, осторожно взяв Кристин за руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Устала, - вздохнула она, - я стараюсь спать как можно больше, но врачи вечно меня будят и лезут со своими лекарствами каждый час.

– Зато ты быстрее поправишься.

– Да, хотелось бы, - она вздохнула и поморщилась. Видимо, каждое движение приняло ей боль. Мое сердце дрогнуло, но вдруг я вспомнил одно очень важное дело, по поводу которого мне давно хотелось поговорить с ней. Но здесь Густав… Что же делать? О, я знаю, что делать! Я выудил из кармана пару монет и протянул их Густаву:

– Иди в столовую и попей чего-нибудь, а то съел все булочки всухомятку.

Мальчик кивнул и, радостно схватив монеты, вышел. Кристин же нахмурилась и взволнованно спросила:

– Ты думаешь, что безопасно отпускать его одного?

– Он скоро вернется, а ты пока скажешь мне правду.

Лицо Кристин вмиг изменилось, и она испуганно взглянула на меня:

– Какую правду? – ее голос немного дрожал, и я подумал, что она уже сама догадалась, какую именно правду я хочу от нее услышать. Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я должен знать, иначе просто сойду с ума от неизвестности.

– Кристин, скажи правду о Густаве. Чем больше я с ним провожу времени, тем больше нахожу у нас общего…

– О чем ты говоришь? – она перебила меня и непонимающе уставилась на меня.

– Кристин, я хочу знать… Густав, он… Он мой сын?

Повисла пауза. У девушки было озадаченное лицо, казалось, она ищет, что сказать, но никак не может найти подходящие слова. Я же замер, почти не дыша. Наконец она выдавила из себя одно слово, которое не слишком обнадежило меня.

– Ч-что?

– Кристин, я должен знать… – она снова захотела меня перебить, но я махнул рукой и продолжил говорить, уже намного быстрее, чем минуту назад. Она же просто смотрела на меня.
– Ладно, допустим, что общие интересы могут быть совпадением, но внешность… У него мои глаза. Мои.

Кристин с минуту молчала, а потом ее лицо вдруг изменилось. На нем одновременно появились нерешительность и… и еще что-то, что-то, чего я никак не мог понять. Наконец, победило второе чувство, и она сказала, глядя мне прямо в глаза:

– Как ты мог даже подумать об этом? Твой сын? Ты с ума сошел?

– Но… – я запнулся и ощутил, как земля уходит из-под ног.
– Та ночь! Я все просчитал, все совпадает… Он ведь мой…

– Он не твой сын, Эрик! – но я все еще надеялся, поэтому продолжил говорить.

– У нас одинаковые родимые пятна! В точности…

– Эрик, я забеременела от Рауля, понимаешь? – она снова перевала меня и теперь я услышал то, что она сказала уже несколько минут назад, но я все никак не желал ее понять. И это было сродни тупому удару в живот.
– Он не твой ребенок! Рауль его отец, он был зачат в первую брачную ночь. И прекрати этот разговор.

Я опустил глаза. Надежда ушла. Ее больше не было.

«А на что, собственно, ты рассчитывал? На что надеялся? – ядовито осведомился внутренний голос.
– Ты же знал в глубине души, что это так, что он просто не может быть твоим сыном. Посмотри на него: он красив, он прекрасно сложен, он – не ты. А глаза… мало ли на земле людей с одинаковым цветом глаз».

А как же талант? Ведь у него же настоящий талант!

«А ты разве забыл, что его мать – оперная певица, а его дед был виртуозным скрипачом? При чем здесь ты?».

Действительно, при чем здесь я… Но я же надеялся, так надеялся, а она… она разбила мои надежды.

«Кристин всего лишь развеяла твои сомнения!».

Да, сомнения… Но почему же на душе у меня не стало спокойнее, когда я узнал правду?.. Почему мне стало так плохо? Внутренний голос промолчал, а я сглотнул ком, застрявший в горле, и взглянул на Кристин: