Сразу начались попытки атаковать колонны из РПГ, скорострельного оружия и даже деструкторов. В этом случае колонна залегала, а дроны, авиация и миномёты наносили по 'квадратику', из которого стреляют, ковровые удары. Ровняли там всё с землёй. Не важно, жилой квартал или рабочий, женщины и дети там, бандитское логово или террористы-смертники. Мочили весь район, из которого стреляли, не деля на правых и виноватых.

А потом его зачищали разъярённые потерями 'тонто-макуты'. И ты сам понимаешь, что такой контингент редко когда испытывает такой атавизм, как жалость. Но даже когда потерь не было, эти 'вояки' как правило 'находили оружие' даже у тех, у кого просто видел какую-то хорошую вещь, которая, по их мнению, должна принадлежать им, а не какому-то христианскому быдлу.

– Грабежи?

– Угу. Грабежи. Насилие. Массовые расстрелы и частичный геноцид.

– Но это... Это ужасно! Это зверство!
– возмущённо подскочил мальчик, сверкая злыми глазами.
– И вы знали, что так будет!

– Да, мы знали, что так будет, - спокойно констатировала Катарина, давая ледяным тоном сигнал, что даже не думает принимать что-либо близко к сердцу, и ему не советует.
– Но что ты от нас хочешь? Мы натравили одних европейцев на других, одних дикарей на других дикарей. И смотрели, как они взаимно уничтожают друг друга, наводя ПОРЯДОК. Или ты считаешь, что те, кто смеётся над погибшими в терактах, цивилизованные люди?

– Но там же были и нормальные!
– настаивал Хуан.

– Угу. Но мы нашли там тринадцать миллионов стволов. А это больше, чем всё население префектуры.

– Тринадцать миллионов чего?
– не понял Хуан.

– Единиц нехолодного, стреляющего оружия всех типов. Мы собрали с этого района нормальных людей больше створов, чем живёт самих людей. Ещё вопросы о нормальности?

– Но... Не все же там были вооружены. У кого-то два ствола, а укого-то...

– Ну да, у большинства оружия не было. Конечно - Она грустно усмехнулась.
– И нормальные тоже были, как и везде.
– Но когда их собратья творили зло, они молчали. Никто не выступил с трибуны, допустим, какого-нибудь университета, призывая: 'Братья, да что же мы делаем?! Остановитесь, это нехорошо!' Наоборот, студенты, этот цвет любой нации, громче всех призывал к уничтожению 'проклятых федералов'. То есть нас.

– Статистика суровая вещь, Хуан, - покачала она головой, подводя этой теме итог.
– Это самая жестокая вещь из всего, что я знаю, а я много повидала нехороших вещей. Но зато самая точная и упрямая. Мы не могли спасти каждого нормального, не могли выделить его среди ненормальных, но проблем после этой резни с данной территорией не будет ещё долго. Минимум поколение. Пока не вырастут те, кто её не застал. И эти десятилетия мы континенту дали.

– Статисты, вашу маму!..
– Хуану было не по себе, но она его не теребила. Поймёт. Осознает. Это придёт позже. Главное, не воспитать морального урода, которому плевать на людей как таковых. И над этим она будет работать.

– У них был выбор, Хуан. И твой отец несколько раз им его предлагал. Предлагал по-простому, с улыбкой - не с позиции силы. Но - они на контакт не пошли. Даже видя всё, что он делал до этого. Это я и называю человеческой глупостью и самонадеянностью. Они вечны, и каждый следующий твой... Объект работы будет думать, что он уникум и не такой как все. И тебе останется только поймать его в одну и ту же стандартную ловушку. Каждый раз разную, но однотипную.

– Турецкий квартал был до или после?
– перевёл Хуан тему, но напрягся ещё больше. Катарина про себя улыбнулась - вот оно что! Мальчик всё-таки подцепил заразу гуманизма. Наверное, школа работает - там должны учить этому. Ну что ж, гуманистическую дурь надо выбивать аккуратно, чтоб не потянуть следом качества, нужные для развития. К тому же, разбить популярные страшилке о его собственном отце - её святая задача, как матери. И если бы она была уверена, что он готов к разговору, то сделала бы это уже давно.

– До. Но это отдельный пример - он не вписывается в канву предыдущих. Он не о самонадеятельности и глупости, и не о театральном 'обелении'. Это чистой воды война на выживание, вид с самой неприглядной стороны.

– Расскажи!
– потребовал мальчик. Катарина невозмутимо пожала плечами.

– Они называли себя 'волки'. Это иерархические потомки, военных, регулярной армии последней независимой Турции, которые сбежали на европейский континент после оккупации этой страны русскими. Они сохранили организацию, но стали не легальными вооруженными силами, а нелегальной боевой организацией, выполняющей крупные заказы, но в основном работающие на собственную диаспору.

– Это как?
– не понял Хуан.

– Это значит, что 'волки' нагнули диаспору, и та подчинялась им, а не наоборот. Но показать они стремились обратное. Однако им было тесно в рамках старых этнических кварталов, и они подмяли под себя треть Франции. Да и в других регионах резвились знатно. Если бы другие этносы люто ни ненавидели турок, у них было бы куда больше власти, но всякие арабы и прочие индусы мочили бывших сынов бывшей Анатолии с огромным удовольствием, и им пришлось довольствоваться тем, что имеют. Однако своё они не отдавали никому, и даже федералы с ними не связывались.

– Впрочем, вновь буду объективна, - оговорилась она.
– 'Волки' не обостряли с Парижем отношения, и сами выполняли кое-какую грязную работу в интересах федералов, как бы имея за это то, что имеют. И все делали вид, что довольны.

Представляешь, в каком аду мы работали? Эти Агвиевы конюшни можно было вычистить только благословенным огнём, и всё достоинство Хуана в том, что он первый, кто не побоялся его использовать.

– Это был не квартал, а крепость, - перешла она к прямому ответу на вопрос сына.
– Укреплённая цитадель с полным циклом по воде, с многоуровневыми фермами, бронетехникой и крупнокалиберными установками. Со своими средствами ПВО, уничтожавшей наших дронов, и огромным запасом боеприпасов в подземных бункерах, которые просто так не найдёшь и не разбомбишь. Оккупационные силы так же делали вид, что ничего не замечают в обмен на то, что 'волки' не гадят и не трогают солдат Венеры и граждан Альянса, приехавших на работу. Но нам НУЖНО было их уничтожить. Любой ценой. Или мы, или они.