– Хуан, с точки зрения стратегии, что нужно делать, если перед тобой противник, в несколько раз превышающий тебя по численности?

– Мам...

– Не мам! Отвечай на поставленный вопрос! Я задала его тебе чётко и недвусмысленно!

Хуан определённо прошептал что-то про себя, покраснел от досады, но взял себя в руки и ответил:

– При обнаружении противника кратно превышающего тебя по численности необходимо немедленно отойти на укреплённые позиции и занять оборону. После чего, организовывая короткие контратаки и отходя назад, на позиции, нащупать слабые места противника и организовать его рассечение на малые части. Которые возможно уничтожить имеющимися силами поочерёдно, не вступая в бой со всеми силами одновременно. Ну, как-то так, дословно не помню.

В кабинете повисло ошарашенное молчание. И родители, и директриса разинули рот.

– Дословно и не нужно. Суть понимаешь.
– Она довольно кивнула, сделала паузу.
– Ну и? Что ты должен был сделать? Как поступить согласно знаниям, которыми ВЛАДЕЕШЬ?

Тишина. Хуан вжал голову в плечи ещё сильнее - хотя куда ж ещё? Она продолжила:

– Ты должен был отступить. Что бы они ни сказали тебе, ты должен был отступить! На заранее подготовленные позиции - где им будет недосуг тебя бить скопом. После чего рассечь их и бить поодиночке.

– ПООДИНОЧКЕ, Хуан!
– закричала она.
– Встречать их и мочить по одному! Чтоб знали! А что сделал ты?

Хуан готов был провалиться. Директор же и родители вновь взорвались. Новым аргументом в их слюнобрюзжании было : 'Чему эта стерва детей учит! Бить детей! НАШИХ детей!' Особенно с аргументами усердствовала директриса, только сейчас понявшая до конца, в какую задницу попала. Весь её курс в пединституте, вся её педагогическая практика, все знания и навыки, полученные в жизни - всё разбивалось о неё, такую грозную и прекрасную, обучающую ребёнка не миру гармонии и общения, а наоборот, насилию и холодному расчёту во взаимоотношениях со сверстниками. А так же, что ничего она ей не сделает, как бы ни хотела.

– Что они тебе сказали?
– кивнула она на потухший визор во всю стену, где ей только что демонстрировали запись инцидента.

– Что ты...
– Хуан напряжённо хапнул воздух - сбился.
– Что ты...

– Быстрее!
– повысила она голос.
– Я не девственница перед брачной ночью, можешь не стесняться таких мелочей, как эпитеты!

– Что я сын грязной корпусной шлюхи!..
– почти выкрикнул Хуан и снова опал, краснея.

Катарина засмеялась. И так заливисто не смеялась уже давно.

– То есть, ты полез драться, заступаясь за меня? За мою честь?

Ответа не требовалось.

– Да уж! Папочка номер два! Один в один!
– Из её груди так же вырвался вздох. Не тяжёлый, скорее вздох раздумий и воспоминаний. Непростых, вставшая перед ней проблема была достаточно серьёзна... Но не нова.

– Хуан, мне плевать, что думают обо мне эти грязные людишки!
– небрежно кивнула она в сторону вновь притихшей массовки.
– И тем более плевать, что говорят.

– Я не позволю называть свою мать шлюхой!
– Хуан вновь взорвался. Закипел, зло сжимая кулаки. Из глаз его потекли слёзы горечи.

Она улыбнулась и присела перед ним. Провела пальцем по щеке, стирая слезинку.

– Хуан, твой отец бы гордился тобой. За то, что так относишься к матери. Он сам поступал так же. Всегда.

– Но он не будет гордиться тем, КАК ты меня защищаешь! Понимаешь?
– отрезала она

Нет, Хуан не понимал. Пока. Слишком горяч, слишком молод. Четырнадцать - это даже не восемнадцать. Но говорить слова надо - дойдёт. Остынет, взвесит, обмозгует... По крайней мере, с другим Хуаном это срабатывало.

– Ты должен был отступить, перегруппироваться и рассекать их, выбивая по одиночке. Твой отец сам так делает, и делал всегда. Он много раз отступал. Поверь, я знаю его очень давно. Я собьюсь со счёта считать, сколько раз он терпел поражения. Видимые, над которыми его недруги смеялись. Но отступив, всегда возвращался, без исключений - вот в чём его сила. Он никогда никого не прощал и не простит, но его месть может прийти через годы, через десятилетие. Я не знаю никого, кто её бы избежал. И за это его называют Великим.

– А тебя будут презирать!
– вновь жестко отрезала она. Лезвием по живому, но только так и надо. Глаза Хуана вновь увлажнились.
– Презирать за то, что не можешь совладать с собой в простейшей ситуации! Когда тебя открыто провоцирует какое-то быдло и гопота!

– Быдло?

– Гопота?

– Да что вы это себе позволяете!..
– вновь ожила массовка, но Катарине было не до неё.

– Ты должен быть УМНЫМ, Хуан. Должен быть стратегом. И тогда будет плевать, насколько расчёсаны и крепки твои кулаки. Ты накажешь врагов, остальные это запомнят... И только тогда придёт авторитет. А если будешь бросаться грудью на амбразуры, как один знакомый мне мальчик!..