(3) СЭСС впоследствии был переименован в СЭСР – Союз эсперантистов советских республик. Союз проводил большую работу по интернациональному воспитанию трудящихся и налаживанию связей между пролетариями разных стран. В 1926 г. в Ленинграде состоялся всемирный съезд рабочих-эсперантистов, в котором принял участие В. Я. Ерошенко

.

В сентябре 1924 года Ерошенко возвратился на родину. Советский пароход доставил его из Гамбурга в Ленинград. Но домой вернулся не известный писатель (сказки его знали только на Востоке), не путешественник, повидавший мир (рассказы о его странствиях хранили лишь японские и эсперантские журналы), а просто слепой человек, ничем не отличавшийся от других таких же, как он.

Прямо с парохода Ерошенко заехал к товарищам в артель "Ослепленный воин". Слепые собрались послушать его в красном уголке, расспрашивали о путешествиях, о жизни на Востоке. О себе Ерошенко говорил мало, зато, как вспоминал Э. Галвин, охотно отвечал на деловые вопросы. Так, он обещал слепым выписать из Индии рисовый корень – отличное сырье для щеток, которые изготовляли в этой артели. – Чем вы собираетесь заняться в Москве? – спросил его Галвин.

Ерошенко только улыбнулся в ответ. Не мог же он сказать, что будет… изучать Японию. Три года, прошедших после его высылки из этой страны, он очень скучал по друзьям, от которых его оторвали. На родине он решил заняться работой, которая хоть как-то была бы связана с этой далекой страной.

Приехав в Москву и рассказав о своих хлопотах в Париже по делам советских слепых, Ерошенко вдруг услышал вопрос, от которого у него забилось сердце:

– А не знаете ли вы незрячего японца по имени Тории Токудзиро?

– Это мой друг. А что именно вас интересует?

– Вот его письмо и денежный перевод: слепые японские эсперантисты посылают 450 рублей своим советским товарищам. Спрашивают, какая помощь от них еще требуется… Дело, конечно, не только в деньгах. Но в то время, как лидеры западных организаций для не-зрячих полностью игнорируют нужды наших слепых, японцы выразили свою солидарность с ними…

– Пожалуйста, если будет еще что-нибудь из Японии, сообщите мне, – сказал Ерошенко, поборов волнение. – Я помогу перевести, написать ответ. Вот мой адрес.

Он был уверен: это письмо из Японии не последнее. Ерошенко знал – раз друзья нашли его, значит вспомнят и еще раз. Он почти не удивился, когда, придя домой, обнаружил там бандероль: свои книги ("Песнь предутренней зари" и "Последний стон"), изданные в Японии три года назад, и сборник "Во имя человечества", вышедший в Токио в 1924 г. Ерошенко радостно улыбнулся: значит, там в Японии, его помнят, читают. Письма, горкой лежавшие рядом с пакетом, не оставляли в этом никакого сомнения. Знакомые и незнакомые японцы писали, что стараются не терять его из виду и надеются вновь увидеть его: ведь нормальные отношения между Японией и новой Россией, наконец, налаживаются. Акита писал о приезде в Токио первого советского посла, которого он приветствовал от имени друзей Советского Союза.

Среди писем Ерошенко нашел весточку и от рабочего коммуниста Осано (это был псевдоним Ватанабэ Масаноскэ – одного из лидеров молодой японской компартии). Ватанабэ беспокоился о Ерошенко, спрашивал, как тот привыкает к новой жизни, и сообщал, что напишет о нем Сэн Катаяма.

После этого письма Ерошенко ждал еще один приятный сюрприз: его пригласил к себе Сэн Катаяма. "Старик", как называли Сэн Катаяма друзья, сидел, как обычно, за пишущей машинкой. Он расспросил Ерошенко о его высылке из Японии, о товарищах, с которыми тот встречался (Катаяма они были известны только по переписке: вот уже много лет он не мог вернуться к себе в страну).

– Мне трудно овладеть русским языком, – сказал Катаяма, – не могли бы вы помочь на первых порах?

Ерошенко охотно согласился. Он заметил также, что может печатать на машинке по-русски, по-английски и еще на нескольких европейских языках.

В. Ерошенко вспоминал: "Сэн Катаяма помогал мне разобраться в классовой борьбе Японии того времени. Захватывающе интересно рассказывал он о своих встречах с Лениным. Я, в свою очередь, делал все, чтобы как можно больше перевести с русского языка на японский книг и брошюр, которые рассказывали правду о Советской России, выполнял много других поручений товарища Сэн Катаяма".

После первых же встреч они подружились. Однажды Катаяма нашел Ерошенко слушающим граммофон – звучали японские стихи. За окном шумела Москва, а сюда, в комнату, казалось, вошла Япония.

– А я вам принес добрую весть, – сказал Катаяма. – Из Японии приехала группа наших товарищей. Они будут заниматься в КУТВе.

КУТВ – Коммунистический университет трудящихся Востока – был партийной школой, где посланцы советских республик Востока и стран зарубежной Азии знакомились с трудами К. Маркса и В. И. Ленина, изучали революционную теорию.

Об этих событиях вспоминал полвека спустя японский коммунист Касуга Сёдзиро. Девять молодых рабочих по одному тайно выбрались из Японии и, достигнув Шанхая, на советском пароходе отправились во Владивосток. Добравшись, наконец, до Москвы, они горели желанием начать занятия в КУТВе. Но русского языка не знали, а переводчика с японского в университете не оказалось. И вот тогда, писал Касуга Сёдзиро, "мы вспомнили о Ерошенко… Не случайно именно его имя всплыло в нашей памяти: он был широко известен в прогрессивных кругах Японии и, вероятно, все социалисты и коммунисты знали его лично или слышали о нем. Была еще одна причина, почему мы хотели работать именно с ним: он был открытым человеком, быстро сходился с людьми, любил общаться… с рабочими. Мы обратились к руководству университета с просьбой разыскать Ерошенко… И вот однажды, в очень радостный для нас день, Василий Ерошенко появился на пороге нашей комнаты…"