Бор умылся холодной озерной водой — в том, что даже сердцевиной обиталища свартен стало чистое озеро в горах, проявилась особая стать Озерного Края.

Сумрачная, напряженная атмосфера, казалось, витает над котловиной. В течение веков Чертог Чернобога накапливал силы, опутывая край паутиной колдовства, жадности и ненависти. А вот теперь, решившись на последний шаг, он наткнулся на такое открытое и упорное противодействие. И конечно, постарается нанести более сильный удар.

Рядом с порталом, в стороне, виднелось какое-то скопление домиков — вероятно, жилища челяди и охраны. Однако возле них не было видно ни единой живой души. Теперь, когда пришельцами был благополучно отбит натиск грубой силы, следовало ожидать нападения при помощи колдовских чар. Ветряной змей Гундыр с его всесокрушающей мощью вряд ли будет вызван в такую непосредственную близость от темных чертогов, в самое сердце владений Чернобога — он представляет угрозу и для самих его подданных и сподвижников. Но вход в чертог не может не быть защищен от незваных гостей. Так рассуждал князь — и не зря.

Когда они подошли к огромному, внушающему трепет своими размерами сумрачному порталу, перед ними возник старик в белой шубе кудесника. Судя по чертам его лица, то был, наверное, один из последних ненянгских колдунов, поклонявшихся темным и страшным божествам древности. Но в облике его была какая-то непостоянность, на миг человеческие черты сменяло обличье звериной морды, птичьего клюва, рыбьей пасти.

— Стриго, оборотень! — побледнев, прошептали охотники, не дрогнувшие ни при виде стали, ни под сенью крыл чудовищного ворона. Изменения происходили все быстрее.

— Галдер, колдун! — произнес Гунн, четче определяя сущность явленного им могущества. У него также были причины для опасений: знамя, надежно уберегшее их от ударов врагов, устоит ли оно против колдовства?

В руках колдуна появился маленький, прозрачный, наверное, стеклянный сосуд, в котором нечто кипело, переливаясь и сверкая серым перламутровым блеском. Мгновение — словно тучи застлали солнце, туманная дымка окутала все вокруг. О, это был сильный колдун — и старый, очень старый! Он направил горлышко сосуда на людей и вынул стеклянную пробку; словно поток мельчайших перламутровых серых мушек вырвался оттуда.

— Тире! Тире! — в диком ужасе закричал Мяндаш, бросив лук и сломя голову кинувшись бежать. Тире — Гунн слышал в легендах это название — загадочные и смертоносные мельчайшие шарики, рои которых страшные древние тундарские колдуны напускали на своих врагов. И нет от них никакого спасения.

Слишком поздно понял Бор, что даже талисман может быть бессилен против этого врага. Точно живые мошки, облепили они лица людей липкой маской, и ощущение глухой смерти от удушья было ужасно.

В этот миг знамя полыхнуло таким ярким сиянием, что затмило бы солнце — и под этим светом тире потеряли свою страшную силу, и черным, точно пепел, налетом, опали на землю. Только Мяндаш, слишком далеко убежавший от спасительного талисмана, рухнул наземь, схватившись за горло, и остался лежать неподвижный: настигнувшие его тире забили охотнику нос, рот, глаза, уши, превратившись в каменные пробки, и он задохнулся.

Первым опомнился Лоптюж, пустив быструю стрелу, но она не причинила колдуну вреда. Тогда пришел черед Бора: он выхватил из-за плеч свой ржавый меч и метнул его — и только лезвие коснулось колдуна, он, вскрикнув, исчез без следа, а дымящийся клинок упал наземь. Подействовал ли он сам с такой силой или нечто придало ему большее могущество?

— Чистый свартен! — пробормотал изумленный Гунн.

— Вперед, не теряя ни секунды! — Озерный конунг ринулся в портал, на ходу подбирая свой клинок и с удивлением ощущая, что он горячий! Гунн со знаменем бежал за ним, следом Турн с копьем наперевес и замыкал маленький отряд Лоптюж, со стрелой на тетиве, поминутно оглядывавшийся и готовый отразить нападение с тыла.

В камне был вырублен чертог Чернобога. Вначале тянулся коридор с торчащими из стен острыми турьими рогами, на некоторых из них сидели насаженные человеческие костяки или черепа, порой совсем истлевшие. Стражи не было — она не нужна за железной стеной бортедров и ужасами колдовства. Вправо и влево в темноту ответвлялись проходы, однако четверо людей продолжали идти прямо.

Но вскоре они вынуждены были остановиться: перед ними выступали из тьмы громадные створки тяжелых ворот, преграждавшие путь. Бор провел в неподвижности лишь несколько мгновений. Затем, точно по наитию, выхватил меч и скрежещущим металлом по металлу лезвием размашисто вывел серебрящуюся свежей царапиной в полумраке третью руну «турс» — «врата», напоминающую треугольник, опершийся на древко. На другой половине врат он начертал девятую руну «хагл» — «град», разрушающую, напоминающую косую «Н». Как только он закончил — ворота с грохотом распахнулись.

Они вошли в зал чертога. Слабый, но позволяющий неплохо различить окружающее свет струился как бы непосредственно из стен. Вдоль них стояли неуклюже вытесанные из камня зловещие статуи: свирепый Рота-Мублен, Босоркун с вытянутыми в трубку губами, Морена со сложенными за спиной черными крыльями и лицом, напоминающим череп, Ний — властитель подземных чертогов Туонелы, с клыками, выступающими изо рта. И посередине них — страшный Чернобог, на бесформенном лике которого выступали только глаза и ужасные клыки, острые, как кинжальные лезвия. У ног его размещался трон.