Мужчин основательно перекосило от последнего моего заявления, а разубеждать их я не была намерена. Пусть побояться, это даже полезно – разум закалиться.

Пользуясь их временной отключкой от окружающего мира, я подвела свою лошадь к коню Рафа, стащила один из мешочков, притороченных к седлу, ослабила шнуровку и с интересом запустила руку вовнутрь, хватая горсть пшенной крупы и рассыпая ее в кустах. Тени тут же бросились прочь от лошадей и всадников, теряясь в невысокой жимолости.

Я затянула горловину, повесила мешочек на место и, как ни в чем не бывало, загарцевала на своей огненно-рыжей кобыле, обгоняя товарищей по команде.

Доехав до вершины холма, на который мы с завидным упорством забирались уже почти сутки, я поднялась на стременах, разглядывая столицу, освещенную закатным солнцем.

Ромэр покоился в уютной выемке среди зеленых пологих холмов в двух дневных переходах от самой многоводной реки – Ведовой, – разливающейся ежегодним паводком до крепостных стен Флотского града. Шпили высоких башен, словно золоченые, притягивали к себе взгляд переливами закатного солнечного света. Где-то рыжие, а где-то наливно-красные сполохи двигались, прыгая с одного шпиля на другой, пока не перебрались на крышу Дворца.

Я много слышала о столице, но увидеть ее красоту воочию как-то не представлялось возможным из-за напряженного графика. Не в силах оторваться от завораживающего зрелища, я поняла, что потеряла, просиживая в глубинке.

На чуть выпуклой крыше Дворца сиял, переливаясь всеми цветами радуги, ромэрский герб – слившиеся воедино солнце и луна в россыпи звезд, заключенные в кольцо зубчатых гор. То ли под защитой, то ли в капкане. Немного пафосно конечно, но что поделать – всевышние мира сего любят превозносить себя в гораздо большей степени, чем это есть на самом деле.

– Нравится? – поинтересовался Раф, подобно мне вглядываясь в чарующую красоту. Городом назвать это прекрасное архитектурное сооружение у меня не поворачивался не только язык – у меня даже мысли не возникало, что это – город. Что ж, проверим свои мысли на деле.

Ни слова ни говоря, я хлестнула лошадь каблуками, устремляясь в лощину.

Нда, издали Ромэр выглядел более приглядно...

Это я поняла даже поздним вечером, в тревожном свете газовых огней, как попало разбросанных по нешироким улочкам. Дома теснились, едва не соприкасаясь стенами друг с другом; в несколько этажей, отчего первый этаж казался вдавленным в землю и каким-то скособочено-просевшим. Горожане не проявляли особой радости к уставшим и посеревшим от пыли путникам, провожая нас пренебрежительными высокомерными (даже оборванцы-нищие) взглядами, а уж опознав во мне ведьму (я не особо скрывала свои способности, освещая изрытую глубокими колдобинами дорогу световой дугой, зависшей над мои плечом), богоугодно осеняли себя крестным знамением, трижды сплевывая через левое плечо. Будто бы это действительно помогало. Впрочем, находились и полностью противоположно настроенные, с видимым интересом обшаривающие мою фигуру в поисках должных округлостей, но, заметив в приложение к красавице двух не абы как вооруженных наемников, споро ретировались, не желая заводить более тесное знакомство как со мной, так и с мечами (и кулаками) моих сотоварищей, не без ума полагая, что девчонка не достойна увечий, которые будут присовокуплены к волнующим изгибам добычи. Мое ошеломление столицей постепенно сходило на нет...

– Ну как? – хитро прищурился Мор, когда мы, найдя неплохую корчму, расселись за грубо отесанный столик, небрежно свалив вещи в кучу. Раф пошел уводить лошадей в конюшню, и заказ плотного ужина для трех голодных воинов лег на мои хрупкие плечи.

– Гадость, – честно призналась я, выплевывая “дивное” кушанье обратно в тарелку. Что это было, я так и не поняла, но перепрелый вкус сей пищи еще долго будет аукаться мне, уж я-то знаю.

– Я фро фород, – странное дело, но наемник уплетал “гордость” заведения с завидным аппетитом, причмокивая.

– А, – до меня смысл сказанного дошел через пару минут. – Ничего. Нормально.

– Гхмгхр!.. – с набитым ртом рассмеялся он, чудом удержав внутри непережеванной почти целую тарелку безвкусного, но тем и противного, на мой взгляд, деликатеса.

– Ничего смешного, – обиженно буркнула я, вяло копаясь двузубой вилкой в тарелке с надеждой найти хоть что-то съедобное. Ничего знакомого кроме вареной морковки, мазохистски загнутой в мертвую петлю, так и не нашла, но сей шедевр кулинарного зодчества (И кто только так издевнулся над бедным корнеплодом? Природа? Не верится как-то...) аппетита у меня не вызвал, даже наоборот – есть совершенно расхотелось.

Заглянувший на огонек безумно голодный Раф (И куда он четверть часа уводил коней? Никак, к городским воротам.) ел все без разбора. Приличий ради поинтересовался, буду ли я свою порцию, но, так и не дождавшись ответа, выгреб все кулинарные изыски местных поваров и, не особо утруждая себя пережевыванием (не удивлюсь, если он даже вкуса не почувствовал), в пять минут умял две битком набитые тарелки. Но и этого ему показалось мало.

Следующие полчаса разносчицы только и делали, что убирали пустые емкости, а взамен приносили все новые и новые порции с “блюдом дня”. Судя по зеленоватой корочке на “свежеприготовленном как-то-его-там”, блюдом дня оно было последние несколько недель, причем до сегодняшнего вечера особым спросом у клиентов не пользовалось.

– Все когда-то бывает первый раз, – выдала я гениальную мысль, подперев ладонью подбородок и наблюдая с каким воодушевлением Эрафэн уплетает седьмой заказ. Все та же мутно-сероватая гадость, отсутствующий вкус которой подкатывал к горлу всякий раз, как мой напарник принимался нахваливать кушанье.

Наконец, я не выдержала, и, подхватив суму, вышла на свежий воздух. Чернильное небо заволокли тучки, но я надеялась, что к утру их сметет куда-нибудь в сторону. Желательно, на юг, чтобы уж точно не попались по дороге.