Что ж, тогда Нардану не позавидуешь.

Да мне и не завидно. И не радостно. И не жалко. Мне никак. Заторможенность чувств, мыслей, и только один вопрос бьется: как я могла поверить, как?..

И не замечаю, что вновь текут слезы, пока прохладные пальцы Фэрэла не касаются моего лица, чтобы стереть их.

— Ты прости, Ларис, — он склоняется надо мной, печально глядя в глаза. — Это, видно, моя вина. Лоу просил за тобой присматривать, а я… Мне и в голову не пришло, что старик посмеет. Когда он позвал тебя, я порадовался только, что ты все первой увидишь. Позавидовал даже… А Лоу отвлекли разговором, там ребята к нему пристали с планом поэтапной консервации, он и не заметил, что ты с Нарданом пошла… Ну он же не может ежесекундно быть рядом, ни на миг не отвлекаясь… А потом… когда тот камеры выключил…

— Не надо, Фэр, не оправдывайся. Ни за него, ни за себя…

Его глаза чуть вспыхивают, а я не сразу понимаю, что назвала его слишком коротко… Непозволительно коротко.

— Фэрэл, — поспешила исправиться. — Прости, пожалуйста, я просто…

— Не надо, — останавливает он. — Мне понравилось. — Осторожно берет меня за руку, подносит к губам, целует кончики пальцев. Я испуганно дергаюсь, он отпускает.

И вновь усаживается на полу, поставив локти на кровать, и опуская на сложенные руки подбородок. Его неяркие серовато–зеленые глаза так близко — внимательные, чуточку печальные.

— А знаешь, — произносит Фэр, невесело улыбаясь, — всегда был уверен, что буду у тебя первым…

Что??? Смотрю на него, как выброшенная на берег рыба, разве что рот не раскрываю. Каким первым? Если я живу с Лоу, если я жила с Анхеном…

— … и видно, это чувствовал не только я, коль Древняя рухлядь решила так подло сжульничать, — глубоко задумавшись о своих невзгодах, он не замечает моего удивления. На последней фразе переросшего в шок.

— Так вы… что… пари на меня заключили??? С Нарданом? Еще тогда? — а голоса нет, получается только шептать. А перед глазами — мой первый день на раскопках. Я, изображающая уверенность, которой не чувствовала, галантный профессор, ведущий меня под ручку. И Фэрэл, с ходу попытавшийся «отбить», «переключить на себя», еще прежде, чем осознал, что я не с Нарданом, а с Лоу…

— Что ты, Лара, какое пари? Да кто станет такое озвучивать?..

— Не озвучивали, значит. По умолчанию…

— Лара, да ты чего? Ну что ты? — Фэрэл смотрит на меня — и не понимает. Ощущает мои эмоции — и не понимает вдвойне. — Ну, ты такая красивая девочка, одна единственная среди нас, уникальная. Думаешь, тут есть хоть один, кто бы тебя не хотел, о тебе не мечтал? И не важно, вампир он или вампирша… Аромат твоей крови — он просто плывет над лагерем… А Лоу сказал, он неволить тебя не будет, если ты захочешь — с любым из нас, он возражать не станет. Тебе просто нужно время привыкнуть — лично к нам, и к нашему образу жизни. И мы все готовы были ждать, и дать тебе это время, мы и сейчас готовы, только один козел…

Не слушаю, не могу больше слушать. Зарываюсь головой под подушку, закрываюсь поверх одеялом. Первым — из них из всех, всех до единого. Они спят и видят, как я буду принадлежать им всем. По очереди ли, вместе, сегодня, через неделю — им не важно, они подождут. Они уверены, мне нужно только время, чтоб захотеть. Их всех захотеть. Им всем отдаться. Кровь и плоть. Все, что нужно вампиру. Кровь и плоть.

«Когда гастрономический интерес невозможен…» надо просто подождать. Просто выждать, прикинувшись другом…

— Уйди, Фэрэл, — рыдаю я. — Пожалуйста, пожалуйста, уйди…

Глава 7. Жажда

Дни сменялись. Один другим, но где–то за пределом шатра. Я лежала. Посреди призрачной степи, под слепыми звездами. И седовласый ковыль шелестел. А ветра не было.

Я никуда не стремилась, ничего не хотела. Страна Людей не манила, идти к родителям такой — растоптанной, сломленной — я не могла, пусть и во сне. Даже Анхена помню смутно. Я, вроде, проходила сквозь него серой тенью, но внимание не фиксировалось… не фиксировалось…

Я не хотела видеть его, даже призрачного, так же, как я не хотела видеть никого из реальных вампиров моего нынешнего окружения.

Им сказали, я поранилась там, в склепе. И эта рана — она воспалилась и не проходит. И мне от этого плохо. И я больна. Люди — они такие, они болеют. От всякого, чего нормальный вампир и не заметит. Я и правда поранилась. Наткнулась спиной на что–то. И кровь была, и воспаление даже… Небольшое. А с моей регенерацией так и вовсе быстро прошло.

А вот вкус пепла на языке — не проходил. Я сглатывала и сглатывала, а он не проходил. Я убеждала себя, что пепел не мог попасть мне в рот, я ж была в маске. И тут же видела маску. Древнюю, гипсовую. Она опускается мне на лицо, и я задыхаюсь, задыхаюсь…

И человека все время видела. Того, древнего. Который хотел выдать маску за свою внутреннюю сущность. И обмануть богов. Только вряд ли его боги были глупее тех, кто причислил себя к богам уже в наши дни. Их не обманешь маской. Они чуют кровь. Настоящую кровь. И жаждут.

Лоу ко мне приходил. И наяву, и во сне. Во сне красивый, а наяву… Сказал — заживет без следа. Я поверила. Я же доверчивая, что ни скажут — верю. В благородных вампиров верю. В уважаемых профессоров и научные исследования. В то, что когда гастрономический интерес невозможен — он невозможен. А все прикосновения — это просто симпатия. Но ты говори, говори еще. И я поверю и во все остальное.