Шрифт:
Некоторыми ночами он по-прежнему лепил. Если она не могла спать в кровати одна, то шла в его мастерскую и сворачивалась на кресле рядом с ним. Он никогда не возражал, а укрывал её и возвращался к работе, после чего укладывал её в постель, когда закончит.
Вместе они нашли мир и дружбу, а что касается Алиссы, то она любила его каждой клеточкой своего тела. У неё захватывало дух от того, что он подарил ей эту поездку в Шотландию.
— Мне нравится этот подарок, Хант.
На её двадцать пятый день рождения подарком Ханта для неё были два билета в Шотландию, и он сказал ей, что везёт её на те же самые руины, где её родители заключили помолвку.
Будучи здесь сейчас, Алисса практически чувствовала своих родителей, пока со стороны бурного моря дули холодные шотландские ветра, рядом находилась зубчатая каменная кладка, пережившая много времени и войны, а на невероятно голубом небе плавали облака. Прошло двадцать лет с тех пор, как умер её отец, и воспоминания о его физической форме были сомнительными без фотографии, но она могла вспомнить его голос, почувствовать его руки, когда он подхватывал её, слышать его гулкий смех и чувствовать его запах.
И эта улыбка, которая появлялась у него всегда, когда он смотрел на её маму.
В ту ночь, когда Алисса практически умерла, она думала, что может увидеть свою маму. Не увидела, но прямо сейчас, если прищуриться, она видела своих родителей в давнем прошлом: мама сидела на разбитой стене, папа стоял на коленях и просил её выйти за него замуж. Её глаза жгли слёзы.
— Лучший в мире подарок.
Хант взял её за руку.
— Давай сделаем перерыв. Мы здесь уже несколько часов.
— Ага, — она полностью его раскусила. — Я в порядке. Второй триместр – лучшее время беременности. Никакой утренней тошноты, больше энергии, и я ещё не слишком большая.
Кроме, может быть, нескольких гормонов, которые заставляли её плакать слишком легко и смеяться слишком сильно. Всё в её жизни сейчас было ярче и богаче. Особенно с тех пор, как Максин полностью выздоровела и управляла жизнью Алиссы в качестве помощницы.
Хант оседлал стену, высотой до колен, и похлопал по месту перед собой.
Девушка села.
Он притянул её спиной к своей груди.
— Это мой первый ребёнок, так что тебе придётся быть со мной терпеливой. Я хочу позаботиться о тебе, — мужчина наклонил голову Лиссы назад и поцеловал её. — А ещё я хочу отвести тебя обратно в наш номер, снять эту одежду и лизать тебя, пока ты не начнёшь умолять.
Она застонала, заранее зная, что он сможет заставить её умолять. Это делали сексуальные мелочи, которые он говорил ей, и ему нравилось владеть своей грешной силой.
— Ты пользуешься моими гормонами.
Ханту нравилось её меняющееся тело.
Её уха достиг его раскатистый смех.
— Гормоны, как же. Ты хочешь меня.
— С каждым днём всё больше.
Хант провёл пальцами вниз по её горлу, останавливаясь у края куртки.
— Могу сказать то же самое.
Она знала, что он хочет её, заботится о ней. То, что они строили вместе, было особенным и заслуживало времени и заботы. Она не спешила и не давила. Ребёнок родится, и она надеялась, что они поженятся до первого дня рождения малышки. Несмотря ни на что, у девочки будут мать и отец, которые её любят.
Взяв его руку в свои, Алисса смотрела вдаль на рассечённый пейзаж.
— Я хотела кое-что у тебя спросить, — переплетя их пальцы, она спросила. — Ты уверен насчёт ухода из «Бывшего морского пехотинца»?
— Ты была уверена насчёт того, чтобы отдать «Крыло Дракона» Паркеру?
— На девяносто процентов.
Она не жалела об этом. Они с Паркером разговаривали несколько раз, но это всегда было по делу. У неё не было с ним настоящих отношений, но её мать и Паркер любили друг друга. Алисса не хотела оставлять себе «Крыло Дракона», поэтому отдала ему свои акции в память о матери.
— Я уверен на девяносто один процент. «Бывший морской пехотинец» помог мне перейти от активного морпеха к мирному жителю. Мне нравилась работа, но пора сложить свой пистолет. Я выполнил свою работу для страны, теперь я собираюсь сосредоточиться на своей личной жизни. Единственные люди, которых я хочу защищать с этого момента – это моя семья и друзья.
Алисса вздохнула, расслабляясь рядом с ним. Он мог быть прав в том, что ей нужен перерыв от всей этой ходьбы и карабкания. Хотя она не видела никакой причины признаваться ему в этом.
— И ты хочешь лепить.
Он ещё не был готов публично показать свои скульптуры. Его искусство имело для него очень личное значение. Это было его исцеление. Когда он стал готов, он показал ей все скульптуры в своей мастерской в Сономе. Они были ошеломляющими. Некоторые – трагичные, но некоторые, на удивление нежные, показывали героизм, который происходил ежедневно на полях боя. Все они были эмоциональным великолепием, которого не было в его ранних работах.
— Да, — Хантер положил свободную руку на её живот поверх куртки. — Я намного более заинтересован в заботе о своей семье.