— Это называется кафе, — поправляю я, — а не таверна. Из какого ты века?

Киллиан пожимает плечами.

— Не важно, до тех пор, пока я всё так же чертовски хорош.

— И с каких это пор ты общаешься с моей подругой? Да и вообще с местными?

— После того, как тебя объявили главным врагом народа, я больше не считаюсь потенциальной угрозой, — отвечает Киллиан. Он подходит ближе и протягивает ко мне руку, но я отклоняюсь. — Что такое?

— Ничего. Иди к дороге, сорви подорожник и возвращайся обратно.

— Зачем это? Какое-то заклинание? — в глазах Киллиана искреннее замешательство.

— Нет. Просто сразу приложишь, когда я тебя ударю, — спокойно сообщаю я.

Киллиан приподнимает бровь.

— Хм. Даже не знаю, что именно смутило твою эксцентричную подругу. Обычное утро Злой Принцессы: пара оскорблений и угроз на завтрак и тренировка со смертельным оружием вместо утренней прогулки.

— Если ты пришёл издеваться, то встань в очередь, — я поднимаю лук с земли и его краем касаюсь подбородка Киллиана, поворачивая лицо мужчины точно на себя. — Будешь за шестью гномами.

— Мне казалось, их семь.

— Было семь. Самый весёлый из них помер вчера в палате интенсивной терапии.

Даже скептически ко всему настроенный Киллиан хмурит брови и поджимает губы, когда слышит о смерти. Я перехватываю лук поудобнее, вытаскиваю из колчана одну стрелу и отхожу, ища глазами подходящую мишень.

— Так вот почему тот пьяница чуть не прибил тебя бутылкой второсортного поила?

Я оборачиваюсь на Киллиана через плечо.

— Ты видел?

— И слышал, — что-то в его словах вызывает холодок, пробегающий по спине. — В какой-то момент я подумал, что ты действительно его придушишь.

— Да. Я тоже так подумала.

Тонкий, но гибкий ствол неизвестного мне дерева - то, что нужно. Я размещаю стрелу так, чтобы её наконечник смотрел точно в выбранную цель, и натягиваю тетиву. На выдохе выпускаю её. Стрела разрывает воздух еле слышным шелестом, но пролетает мимо ствола дерева.

— Ты же, вроде, хорошо стреляешь, — произносит Киллиан.

— Как видишь, все остатки таланта остались в Придейне двадцать восемь лет назад, — я опускаю руки.

— Попробуй ещё раз. — Трава шелестит под ногами Киллиана, когда он наклоняется, вытаскивает ещё одну стрелу из колчана и подносит её мне. — Держи.

— Спасибо.

Проделываю всё то же и снова стреляю. Стрела царапает самый край ствола дерева.

— Больше концентрации, красавица, — голос Киллиана раздаётся слишком близко.

Я не заметила, что он остановился прямо за моей спиной.

— Я пытаюсь. Не получается, — я завожу щекочущие щёку волосы за ухо. — Всё дело в стрелах — они не мои. Мои сжёг Голд.

— Зачем крокодилу понадобилось сжигать твои стрелы?

— Если бы я знала, — произношу на выдохе.

Киллиан приносит ещё одну стрелу. В этот раз он сам вкладывает её мне в нужную руку, придерживает локоть, когда я поднимаю его, натягивая тетиву, и переносит непослушные волосы, которые треплет ветер, на другое плечо.

— Дело не в стрелах, а в тебе. Ты не веришь в себя.

— Говорит однорукий пират, живущий ради мести, — поджав губы, говорю я.

Киллиан никак не реагирует на сказанные мной слова, и лишь продолжает:

— Ты пытаешься отгородиться от прошлого, включая то место, где умела управляться с луком. Но то была ты: пусть и обозлённая на весь мир, готовая рвать глотки и убивать, если потребуется. Ты пытаешься сделать вид, будто всё то случилось не с тобой, именно поэтому у тебя не выходит. Но ты больше, чем просто плохое воспоминание, Лу.

Я, продолжая держать лук в боевом состоянии, поворачиваюсь на Киллиана. Он смотрит точно мне в глаза, не отрываясь. От такого взгляда становится так странно: внутренности скручивает, а рука, прежде никогда не дрожащая, идёт мелкой рябью.

— А до тех пор, пока ты не можешь поверить в себя, я буду верить в тебя. Моей веры хватит на двоих.

Никто раньше никогда в меня не верил. Сколько себя помню, единственным человеком, пытающимся удержать себя на плаву, всегда была я сама: одна против целого мира.

Одиночка.

Я отпускаю тетиву. Неожиданный порыв ветра ударяет в лицо вместе с тем, как она возвращается в обычное прямое состояние.

Стрела врезается в ствол дерева, но не останавливается, когда наконечник входит в молодой прочный стебель. Она проходит насквозь, оставляя за собой дыру, в диаметре едва ли превышающую четвертак, и застревает в следующем стволе, более толстом и прочном.

Губы непроизвольно расплываются в самодовольной улыбке. Я поворачиваюсь к Киллиану. Он смотрит на меня со странным прищуром. Его голубые глаза при ярком солнечном свете выглядят ещё таинственней обычного. На таком близком расстоянии я могу разглядеть в них вкрапления чистого золота.