И здесь бабку понесло. По-настоящему понесло. Она почему-то начала орать. Громко орать. Призывисто. Хотя, говоря между нами, она ещё долго продержалась. Обычно наши бесплатные клиенты орут, начиная с порога. С порога своего дома. Реже при высадке из «скорой помощи». Зачем? Да затем. Чего пристали? Всё им не то. Они ещё не успели поступить в больницу, а их уже всё и вся бесит. Врач не так посмотрел, больницу не ту дали, укол больно засандалили. Да мало ли у среднестатистического пациента капризов за жизнь накопилось! Тоже понять можно (не знаю, какой здесь знак препинания поставить). Так что бабка стойко продержалась пятнадцать минут. Дальше её «ждалка» закончилась, и она начала орать.

Это была не песня. Старушка извергала ругательства, маты и даже проклятия. Она шаталась в окошке точно маятник, и из всего потока слов, чаще остальных повторялись лишь классические: «я буду жаловаться», «щас помру прямо здесь» и почему-то «все врачи — убийцы».

Ирка, уже привыкшая к ору настолько, что, окажись она в фантастическом фильме «Крикуны», ей не составило бы труда уснуть прямо на поле боя. Поэтому наша медрегистратор аккуратно прикрыла окошко и продолжила вводить вверенные ей истории болезни.

Тем временем бабку по-прежнему несло. Бранные слова, вылетающие из-под немного сгнившей ротовой полости, словно бесы колошматили в стеклянную дверь регистратуры. Потеряв силу от столкновения с дверью, они сочились сквозь стекло и забирались в ушную раковину регистратора. Очутившись в голове (ох, как здесь всё запутано!), ругательства ударялись в твёрдую мозговую оболочку и рассыпались в пух и прах. Ирка, прожившая в браке без малого десять лет (без малого, потому как детей у неё ещё не было), умела превосходно абстрагироваться не только от крика, но и от стона, и даже от плача. Последний факт вскоре стал очевиден и оппонентке за дверью, отчего она взвинтила себя до изнеможения. Фактом, указывающим на крайнюю степень взвинченности, стал уровень ора. Пенсионерка всё орала и орала, и дай ей ещё хоть пять минут, из неё легко мог бы политься кипяток.

Однако пяти минут она не получила. Само собой разумеется, что подобные крики не имели право остаться не услышанными. И здесь, спустя короткое время, на шум в коридоре образовался наш врач Даня Бабкин. Он как раз и специализировался на бабках. Даня находился в ординаторской и тоже занимался медицинской бюрократией.

Подойдя к старушечке, Даня вежливо потряс её за рукав:

— Извините, гражданочка, что случилось-то?

А бабка без обиняков, честно глядя в глаза, отвечает:

— Представляете, я на неё двадцать минут ору, а она молчит!!!…

Дальше без комментариев.

Вызов № 36 ОДА РЕГИСТРАТОРУ

Измятый халат и колпак на боку,

Замученный врач лежит на полу.

И пачка таблеток, карманный фонарь

Уже под кушеткой, в окошке — февраль.

Но доктор не умер, его же рука

Схватилась за плинтус, согнулась нога,

И вот он уже как младенец ползёт —

Спасенье своё в гальюне он найдёт.

Немного труднее уйти медсестре,

Она, вся в раненьях, сняла ЭКГ,

Измерила пульс и вкатала укол,

Ещё пара клизм и опять димедрол.

Уже никакая, стоит чуть дыша,

В конце долгих суток уйти не спеша

Навряд ли позволят тебе просто так,

И лишь в раздевалке найдёшь ты гамак…

Ещё одно тело по холлу ползком,

Мы в нём санитарку легко узнаём.

Хватает клиента, ведёт на рентген,

Поспать бы, неплохо, успеть между смен.

И еле чуть видит, и пульс двадцать два,

Быть может, удастся дожить до утра.

Больные ж, как черти, берут за подол

И тянут в приёмник, в УЗИ, в коридор.

И лишь регистратор маячит в окне,

Она словно лучик просвета во тьме,

Её поливают и ночью и днём

Людишки, которых не счесть нипочём.

Она лишь кивает и трубку берёт,

В компьютер заводит, хирургов зовёт,

Про справку расскажет, отроет окно,

Возьмёт документы, поправит очко.

Она всё истерпит, чего говорить,