Быструю езду (на автомобиле, в поезде или верхом) очень любил (связывалось с большой любовью к динамике вообще). Мог ехать спиной к движению.

Плохо ориентировался в городе в незнакомом месте. Плохо запоминал направление пути, если бывало несколько поворотов в переулки. В Берлине постоянно «плутал», плохо разбирался даже в местах, где несколько раз бывал до того. То же отмечалось в Эривани, в Тифлисе, в Батуме. [477]

В природных условиях этого не отмечалось, по крайней мере в выраженной степени. Например, посетивши раз одну местность, второй раз уже находил дорогу уверенно.

Дающая сведения указывает на то, что плохая ориентировка в городе представляет определенный дефект в его ориентировке в местности вообще. Сам даже удивлялся этому, зная свою хорошую память.

ЭМОЦИОНАЛЪНО-АФФЕКТНАЯ СФЕРА

Настроение было, в общем, когда не оказывалось влияющих на него внешних причин, довольно ровное. Сам себя считал в основном спокойным и размеренным человеком. Когда жил где-либо в тихом месте, то мог неделями быть совсем спокойным. Циклических смен настроения спонтанного характера не отмечалось. Настроение обычно было богато различными оттенками, в зависимости от условий жизни и работы (серьезность, сосредоточенность, шутливость, веселость и др.).

Основной тон настроения – «внутренняя наполненность», заполненность творческими мыслями, а если бывал на природе, то ощущениями, идущими от нее. Чувствовался очень большой внутренний тонус. Вот как описывает один из его университетских товарищей первое впечатление о нем: «Производил впечатление человека, полного жизни и творческой энергии. Источник излучающейся энергии, полнота внутренних сил».

Была свойственна большая бурность и порывистость в реакциях на внешние поводы, которые знающие его близко лица характеризуют как вспыльчивость. Приведем несколько иллюстрирующих это высказываний и примеров.

«Был способен к очень сильному, но довольно кратковременному аффекту, который мог очень бурно прорываться, затем моментально отходил – и снова улыбка, дружеский разговор. Была тенденция изливать свои переживания непосредственно, соответственно на них реагируя» (из беседы с товарищем по университету).

На настроении отражались в сильной степени неувязки с его литературно-издательскими делами. Под влиянием их настроение часто менялось мгновенно, что могло сопровождаться очень бурными реакциями: мог дать в первый момент вспышку отчаяния, вскрикивал, взмахивал руками, бросался на постель ничком и т. д.

Если причина была очень болезненна для него, то уже целый день не мог вернуться к работе или это давалось ему с большим трудом. Успокоительно действовала в таких случаях небольшая прогулка.

Был способен на очень бурные действия, особенно во время литературных споров. Иногда, даже не разобравшись точно, в чем дело, в пылу раздражения набрасывался на одного из противников. Выходили скандальные истории, когда дело чуть не доходило до драки.

Яростность в разговоре, доходившая до крика.

Не мог переносить, когда мешали его работе. Одно время в Москве жил в доме по соседству с молочной, около которой всегда была очередь. [478] Его настолько выводил из себя шум, исходивший от очереди, что часто вне себя выскакивал из дома и начинал расталкивать собравшихся в очереди старух. Поднимался еще больший шум, свист, зеваки начинали еще больше подзадоривать толпу для его посмешища. После одной из таких сцен ввалился в отделение милиции и с отчаянием заявил: «Вот до чего довели человека». Прислали милиционера, и он отвел очередь в другое место.

Другой характерный случай. В Кучино учинил как-то большой шум в лавке из-за того, что отказывались отпустить необходимый для работы керосин, хотя было – разрешение на это от соответствующих инстанций. [479] Вышел из себя, махал руками, топал ногами, кричал на продавца. Последний жаловался впоследствии, что Бугаев хотел его избить палкой (Б.Н. всегда ходил с палкой).

«Бывали чудачества. Казался для окружающих странным, вследствие своей необычности. Интенсивность реакции, не считался с условностями».

Чрезвычайно болезненно действовали на него отрывы от работы со стороны кого-либо. Вот как жена описывает его реакцию на это:

Если отрывали в момент усиленного творчества, то обычно вначале вскрикивал: «Ай!», очень торопился убрать рукопись. Спустя минуту-две овладевал собой настолько, что мог приветливо встретить кого-либо, кого нельзя было не принять. В других случаях приходил в состояние сильнейшего раздражения, буквально бросался на людей «с белыми глазами», кричал, выходил из себя, «мог спустить с лестницы».