Не знаю, сколько так я пролежал, будто надеясь, что сейчас послышатся шаги любимого человека, и он подойдёт и поднимет меня, возьмёт на руки…

«Надо жить» - сказал внутренний голос.

– Надо, - согласился я, переворачиваясь на спину и глядя в бездонную синь.

– Надо жить, даже если душа стонет и корчится от боли.

Может, не надо было зализывать рану у Саши, тогда он не смог бы уйти. Всё равно рана скоро откроется, и он испытает такую же дикую боль.

Что с ним будет, справится ли? Может, побежать, остановить? Поздно. Уже поздно, за поездом не угонишься.

С трудом поднявшись, я потихоньку пошёл домой. Мне показалось, что кто-то зализывает душевную рану.

Дошёл до своего дома, не видя никого. Кто-то звал меня. Какая мне разница? Никто мне больше не нужен.

Я вошёл в квартиру, прошёл на кухню, умылся из-под крана и сел за стол.

Вот здесь сидел Саша. А сейчас сидит этот мужчина. Я с такой ненавистью посмотрел на него, что мужчина отшатнулся.

– Саша, ты чего?

Я опомнился. Это же мой папа.

Но снова я разозлился.

– Папа, за что ты меня ненавидишь?

– О чём ты? – искренне удивился папа, - да что с тобой?

– Помнишь, осенью, ты сказал, что ненавидишь меня, чуть не убил ещё тогда.

– А, это, - протянул отец, - может, забудем?

– Нет уж, давай выкладывай свою последнюю тайну.

– Какая же это тайна? Она у тебя в компьютере, даже без пароля.

– За что ты хотел меня убить? Показывай.

– Да кто тебя хотел убить? Не выдумывай. Я не знал, что у тебя пробита голова.

– Лица не было видно? Показывай!

Отец с трудом поднялся.

– Может, если ты всё забыл, не стоит?

– Стоит. Чтобы исправлять, надо знать, что исправлять.

Отец пошёл в нашу комнату, включил компьютер.

– А где мама с Юриком?

– Гуляют где-то.

– А ты что?

– Был срочный вызов на работу вот, загрузился, смотри.

На экране появилась фотография: Мальчик в ковбойской одежде смотрел на меня. Где-то я эту фотографию видел.

– Это кто? – хмуро спросил я.

– Ты притворяешься? Посмотри в зеркало.

У нас в комнате висело зеркало, я посмотрел. Какое угрюмое лицо! Заострившиеся скулы, запавшие, лихорадочно блестящие глаза. А это кто?

Где улыбчивый мальчик с озорной улыбкой и пухлыми щёчками?

Где влюблённая девочка, очаровавшая всё мальчишечье население?

– Ты уверен, что это я?

– Теперь трудно сказать, но это ты, год назад. Неужели не помнишь?

Я покачал головой: - ничего не помню.

Отец показал следующую фотографию. Очень качественные фотографии.

На этих снимках я рекламировал нижнее мальчишеское бельё.

Сколько ни приглядывался, особенностей своего тела не разглядел. Мальчик и мальчик. Мастер снимал.

На следующем снимке я был голым. Не голой, а голым. С мальчишеским половым органом. Опять вплотную стал приглядываться. Стыков не разглядел.

– Это я? – спросил я отца, - ты видел такого мальчика?

Отец, молча, открыл ещё одну фотографию. Точно такую же, но уже с моим органом.

Потом две рядом. Не понять, где настоящий, мальчик это, или девочка.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я.

– Очень хороший фотомонтаж.

– Может, кто-то из двоих не я?

– Ты видела брата - близнеца?

– А что, такой есть?

– У нас нет. Это фотомонтаж. Видишь, позы одинаковые.

Мне понравились фотографии. Та, что с мальчиком, была недавней моей мечтой, та, что с девочкой, я бы хотел оставить всё как есть и даже улучшить.

– Но это ягодки, - сказал отец, - смотри сюда.

На новом фото я, или кто-то, похожий на меня, сосал огромный мужской член, с обожанием глядя на кого-то, чьё лицо было скрыто в тени.

Фотомонтаж? Ничего не докажешь. Очень хорошо сделано, каждый волосок, каждая ресничка видны.

И следующий снимок, где меня во все дыры.

– А вот это враки! – воскликнул я, - у меня всё на месте, всё цело!

– Кому ты это будешь доказывать? Саше? – тусклым голосом спросил отец.

Я вскочил. Впервые мелькнула мысль, что хорошо, что Саши нет.

Все мои потуги показались бессмысленными. Ведь если эта гадость выползет наружу… Я вспомнил, где видел фотографию пацана в ковбойском костюме: в руках у майора, в школе. Если есть одна… «ты уже в школе начала соблазнять!»- говорила директриса.