я ничего не помню, могу поклясться на библии, или на пионерском галстуке.

– Это не повод для шуток!

– Какие могут быть шутки?! Мне нечего скрывать.

– Хорошо, - майор достал из папки фотографию, распечатанную на принтере.

На фотографии мальчик, похожий на меня, в костюме ковбоя, широко улыбался. Я пожал плечами:

– Это доказательство?

Майор повернул лист к себе и поморщился:

– Да, сходство сомнительное, особенно на такой копии.

– У вас всё? Скажите лучше, что там с моим делом.

– Придётся поставить тебя на учёт.

– Зачем? Теперь следят за пострадавшими?

– Что делать, от тебя заявлений не было, а от них было.

– Я надеялся, в душе, что хоть детей не будут наказывать вместо бандитов,

ещё бы, за них вы горой, попробуй, девочка, окажи хулигану сопротивление, увидев хулигана, ты должна сразу лечь и раздвинуть ноги,

а уже потом обращаться в полицию, в состоянии трупа, или близко к тому.

У майора заиграли желваки:

– Обвинять вы все умеете, а помочь не хотите, или боитесь?

– Я сожалею, вы не верите ни одному моему слову, вы потеряли моё уважение, разговор считаю бессмысленным.

– Кто тебя сегодня спас?

– Преступник наказан? Торжествует добро? Да завтра он затащит меня в любой угол и сделает со мной всё, что захочет, и никто ему слова не скажет. Зачем ломать жизнь хорошему мальчику из-за неизвестно кого!

А если я его порежу ножом, моя судьба будет пряма, как полёт пули: колония. Прощайте, на нас уже смотрят.

Я круто повернулся и пошёл к классу, откуда действительно вышла

Антонина Павловна.

– Что с тобой, Саша, ты весь дрожишь?

– Поговорите с полицией, и вас затрясёт.

– Ты не во всём прав, Саша Денисов, - майор шёл следом за мной, – возьми

визитку, как говорится, если что вспомните, или по другим каким делам.

– Честь имею!

– Антонина Павловна, следующим уроком физкультура, у меня освобождение. Можно, я пойду домой? – я машинально засунул визитку в карман рубашки.

– Замучили бедного ребёнка. Что он от тебя хотел?

– Спрашивал про какое – то фотоателье, фотосессию. Мы были на фотосессии?

– С классом нет, но вы могли ходить с родителями, с друзьями.

– Что-то мне это не нравится, - сказал я, - может быть, я зря погорячился?

– Я всегда настаиваю на выдержке, семь раз подумай, один раз скажи.

Ладно, иди, лечи свои нервы.

Я зашёл в класс и начал собирать свой рюкзак.

– Ты куда?
– поинтересовался Толик.

– В тюрьму! Ладно, не бледней, домой отпустили.

– Можно, я провожу Сашу? – спросил Толик Антонину Павловну.

– У тебя тоже освобождение от физкультуры?

Толик опустил голову.

– Ладно, заходи после уроков, – сказал я и вышел из класса.

Зазвенел звонок.

На футбольном поле нашего двора ребята гоняли мяч.

Я сел на лавочку и с удовольствием стал наблюдать за весёлой вознёй.

Наконец они забили единственному вратарю гол, и, шумно пыхтя, расселись по лавочкам.

– Саша, выходи в футбол играть, а то мы всё проигрываем, - попросил Тёма, который без верхнего зуба.

– Классно, - сказал я, - от физкультуры освободили, побежал играть в футбол.

– Чё, нельзя?

– Да нет, сейчас переоденусь, да выйду, настроение хоть подыму, на свежем воздухе побегаю.

Я поднялся домой, быстро переоделся в трикотажные шортики и открытую маечку, прошёл на кухню, сделал бутерброд с колбасой, взял бутылку минералки и побежал на улицу.

Положив пакет с бутербродом и бутылкой на лавочку, подошёл к ребятам:

– Как играть будем?

– Вот наша команда, - указал Тимка на разновозрастную толпу, а вот противники.

– А как отличать, когда бегать будем?

– Мы же знаем всех.

– Некогда в лицо смотреть, за мячом надо следить.

– Но формы у нас нет.

– Об этом надо подумать, создать дворовую команду, летом футбол, зимой хоккей. А сейчас наша команда играет без маек, другая в майках, побежали.

Мы посбрасывали майки на лавку и ринулись в бой. Играли мы в одни ворота, и вратарь не отдыхал, прыгая между штанг.

Я был одним из старших, и легко обыгрывал противника, не чувствуя усталости. Наконец сделали перерыв. Тяжело дыша, подошёл к лавочке с пакетом. Пакета на лавочке не было. Он лежал под лавкой, а моим бутербродом занималась собачка.