— Вот это другой разговор, — просиял начальник. — А пока оформляй Предписание, получай аванс. Все вопросы, связанные с Сулейманходжаевым, будешь решать с местными властями. Сюда возвращаться за этим нелепо.

— Да, конечно, — ответил я.

О своем решении ехать поездом, чтобы все-таки отдохнуть, а заодно увидеть новые места, я промолчал. Иначе бы Чижов заставил меня лететь самолетом…

Остались далеко позади лысые предгорья Южного Урала, густо-синяя гладь Аральского моря, пристанционные поселки с наглухо закрытыми от песчаных бурь окнами, стада верблюдов, по-весеннему зеленые берега Сырдарьи…

В Самарканде я на свой страх и риск сделал остановку, чтобы осмотреть город, посетить мавзолеи Шахи-Зин-ды, обсерваторию и медресе Улугбека, мечеть Гур-Эмир с гробницей Тимура, послушать связанные с этими великолепными памятниками легенды.

Теперь, вот уже четвертый день, я сидел с утра и до вечера в архиве Бухарского почтамта, перебирая сотни, тысячи корешков от посылочных переводов.

Без их осмотра обойтись было нельзя, потому что Су-лейманходжаев, в случае провала своего плана продажи бус цыгану Леньке, мог переправить их домой по почте, чтобы не подвергать себя лишней опасности.

После работы я знакомился с городом — бродил по древней цитадели бухарских эмиров Арку, любовался самым высоким Минари-Килямом (Великим минаретом) и его ротондой, из арочных окон которой когда-то звучали гнусавые голоса муэдзинов, подолгу рассматривал затейливую вязь узоров на стенах мавзолея Саманидов, отдыхал под куполами древних базаров Заргарона, Тиль-пан-Фурушана, Саррафона, где много веков назад шла бойкая торговля ювелирными изделиями, головными уборами и шелками. Заглядывал в тихие улочки, облепленные по обеим сторонам глинобитными домами, посещал заваленный весенней снедью рынок, наблюдал, как по его двору верхом на ослах или в двуколках ездили колхозники в чалмах, тюбетейках и разноцветных халатах, а возле чайханы, в тени чинар, неторопливо пили чай из пиал и вели разговоры седобородые старики…

К концу четвертого дня милиционер доставил мне прямо на почтамт установочную справку на Рашида. В ней значилось, что Рашид был седьмым, последним ребенком в семье, и самым непутевым. Школу закончил кое-как, из трех лет военной службы почти год просидел на гауптвахте, после увольнения в запас и возвращения на родину пробовал спекулировать каракулевыми шкурками, а когда дело дошло до привлечения к ответственности, уехал и работал на реконструкции шоссе Москва — Ленинград. Оттуда он вернулся зимой и занялся кустарным промыслом — изготовлением бухарских гребней.

Прочитав справку, я подумал, не Рашида ли я видел на рынке? Там, у самого входа, всегда сидел молодой мужчина в черной тюбетейке, поношенном пиджаке и брюках, заправленных в хромовые сапоги. В присутствии желающих приобрести сувениры этот кустарь ловко вырезал из деревянных заготовок частые гребни и продавал их по рублю за штуку. Я сам купил у него такой гребень на память.

Отогнав от себя эту мысль, я продолжал листать документы. В первую очередь всматривался в их нижнюю часть, которая содержала сведения об отправителях, потом бегло осматривал верхнюю, но ничего, заслуживающего внимания, мне не попадалось. Постепенно, и чем дальше, тем больше, я терял надежду на то, что эта нудная работа даст какие-нибудь результаты. И вдруг!

Машинально отогнув очередной корешок, я увидел на следующем запись: «Новгородская область, поселок Пролетарий, Сулейманходжаев Рашид». Эта надпись была сделана снизу. А наверху значилось: «Бухара, почтамт, до востребования, Сулейманходжаеву Рашиду». Я посмотрел на штемпель… Он был поставлен через месяц после кражи! Но вес — всего 10 килограммов — соответствовал весу похищенных бус только наполовину… Надо было искать дальше, и я, взяв очередную пачку корешков, принялся перебирать их. Теперь я был почти уверен, что найду еще по крайней мере один перевод. И действительно, через несколько минут я уже держал его в руках. Только обратный адрес отличал этот перевод от первого. В нем значилась не Новгородская область, а город Новгород. Итак, Сулейманходжаев из разных мест в один день отправил на свое имя до востребования две посылки, общий вес которых почти совпадал с весом украденных ювелирных изделий! Стараясь не выдавать охватившее меня волнение, я пригласил понятых и изъял убийственные для Сулейманходжаева документы.

Утром я зашел в милицию, взял оперативника и направился на рынок. Мне не терпелось проверить предположение, которое возникло на почтамте. Подойдя к сидевшему у ворот кустарю, я сказал:

— Два гребня, с инициалами мастера…

Кустарь поднял голову и вопросительно посмотрел на меня:

— Понравились?

— Очень. Хочу подарить знакомым…

Кустарь взял две болванки, виртуозно превратил их в гребни, а между рядами зубьев вырезал буквы «Р» и «С».

— Как зовут мастера? — спросил я, протягивая ему деньги.

— Рашид Сулейманходжаев, — ответил кустарь.

— Хорошо… Именно вы нам и нужны, — сказал я, предъявив служебное удостоверение. — Забирайте ваше имущество, пойдемте с нами.

Сулейманходжаев неторопливо сложил инструменты и заготовки в чемодан и, пробурчав: «Хаетни узи шундай», пошел за мной.

— Что он сказал? — спросил я у оперативника.

— На жизнь свою пожаловался, — ответил тот. — Раньше, говорит, его заставляли работать, а теперь не дают.

В милиции я поинтересовался у Сулейманходжаева: