Шрифт:
Я протянул ей увесистый пакет. Она не стала отказываться, а скинула цепочку и поволокла мой презент по полу на кухню.
– Баба Лиза, я могу зайти? Мне у тебя кое-что спросить надо...
– Заходи, милок, заходи, спрашивай, только что старая бабка знать может в вашей жизни...
Я захлопнул за собой дверь и прошёл вслед за ней на кухню. Описывать ветхость обстановки её квартиры просто не стоит, - наверное, всё это было куплено, когда меня ещё на свете не было.
Бабуля запихивала в свой ржавый холодильник, ревущий, как трактор, принесённые мной продукты, и блаженная улыбка играла на её сморщенном лице.
– Бабушка, скажи, а у кого я мог бы купить хорошую бутылочку алкоголя, может, подскажешь?
– Соколик ты мой, в ресторане или у цыган на краю города. Говорят, ещё таксисты приторговывают.
– Понятно, понятно, нет у меня сейчас времени на посещение этих точек, если только рискнуть спросить по дороге у таксиста...
Пока я так размышлял вслух, баба Лиза справилась с холодильником и хитренько посмотрела на меня:
– Витюша, а почём платить согласен? Я тебе и добуду, что попросишь...
– А сколько скажете... Могу и по двойной цене.
– Ну, если только для тебя, давай свои рублики и говори, чего надо.
Это была бесспорная удача.
– Бабушка Лизонька, держи двести рубликов и затаривай на все - водку, коньяк, сухое вино, шампанское... А если виски добудешь, цены тебе не будет...
– Милок, я не знаю, что такое виска, а тут покумекаю. Иди, иди, голубок, скоро принесу...
Я сидел у себя в квартире и прислушивался. Никуда моя бабка не ходила. Похоже, этот важный продукт был у неё дома.
Через полчаса я услышал весёлое позвякивание бутылок и тихий стук в мою дверь. Я с улыбкой открыл и впустил бабку, перехватив из её трясущихся рук облезлую хозяйственную сумку:
– Держи, соколик, чуть допёрла, здесь тебе две бутылочки водочки, две шампанского, две вина и дорогущая бутылка армянского коньяка. Почитай, как раз на твои деньжищи.
Ты, милок, богатенький, старушку не обидел, и она тебе добро сделала, надо будет ещё, обращайся. Держи, пятёрочка осталась...
– Ну что ты, бабушка Лиза, оставь себе за труды...
Моя добрая соседка со счастливой улыбкой ретировалась, неся обратно свою пустую чудо-сумку.
Глянул на часы, уже вполне можно было собираться в гости. Принарядился, чисто выбритый, и, ухватив в обе руки распухшие пакеты, двинул в сторону милого сердцу дому.
Дверь открыл Дима и всплеснул руками:
– Витёк, ты что с ума сошёл, что ты сюда приволок?
– Дружище, насчёт моего ума ты сам лучше можешь судить, а это мои скромные подарки. Ну, дай же пройти...
Из кухни и зала выглянули четыре головы с любопытными глазами.
Взрослым я вручил их коробочки с парфюмом, а сам тем временем увлёк детей в зал.
Вот было радости, когда они развернули упаковки. Забыв про свою стеснительность, дети обнимали и целовали меня, визжа от восторга, а из проёма дверей на меня с нежностью смотрели увлажнённые глаза матери.
Я водрузил на стол, расставленный ныне в зале, бутылку армянского коньяка, на котором скромно красовались пять звёздочек, и обед покатил, как говорят, в тёплой дружеской обстановке.
Потолковать наедине с Лилей не представлялось никакой возможности, и я решился на отчаянный поступок:
– Ребята, а не сходить ли нам в кино, тысячу лет не был...
Алла Дмитриевна сразу отказалась, сославшись на то, что скоро надо класть детей спать. Дима тоже вдруг заартачился:
– Нет, вы меня увольте, после ночного дежурства в кино идти, смеётесь, лучше я бесплатно дома посплю.
Я с надеждой посмотрел на Лилю.
– А я с удовольствием, сама эту же тысячу лет не была в кинотеатре...
Всё сложилось лучше некуда, не прошло и полчаса, как я в сопровождении милой женщины, одетой в светло-серую шубку и в такого же цвета пуховую шапочку, шёл по дышащему морозцем зимнему вечеру, а в свете редких фонарей в сиреневом дыму танцевали снежинки.
Глава 19
Мы не спеша шли с Лилей по вечернему городу, изредка кидая друг на друга изучающие взгляды, боясь спугнуть и нарушить хрупкую связь двух заблудившихся душ. Легко касаясь локтя женщины, я оберегал её от падения на скользком снежном покрытии асфальта и чуть сдерживал себя, чтобы не развернуть Лилю к себе и не впиться в губы поцелуем.