Про домик свой она вообще забыла. Здесь для него было слишком страшно.

Еще ей хотелось поговорить с Лесником о чем-нибудь. Хоть о чем-нибудь. О какой-нибудь ерунде. Но не получалось. В основном он молчал.

На пятый день, отмучившись с химией, – он мучился уже молча, уже не жаловался и не плакал, – Лита не выдержала и начала петь. Он никак не реагировал, жил своей мучительной жизнью – кашлял, стонал, задыхался, медленно, с невероятным мучением менял положение, – Лита пела.

Когда она замолчала – он повернул к ней голову:

– Момо, пожалуйста, не молчи.

Потом улыбнулся – первый раз за все эти дни – и сказал:

– Одни психи поют о своем для других психов. Те их понимают. Те, кто с ними на одной волне…

Лита пела до вечернего обхода. Это был самый длинный сейшен.

***

Лита боялась заснуть. Ей казалось, что если она заснет, он умрет. Она, конечно, периодически проваливалась в какое-то подобие сна, лежа на своих стульях, но ненадолго и неглубоко.

На шестой день Лесника увезли на какое-то обследование. Лита осталась одна.

Ей стало так пусто, как будто он уже ушел навсегда.

Она сидела на его кровати. Потом встала на пол на колени.

Она подумала, что если кто-нибудь войдет, она сделает вид, что что-то уронила.

Она встала на колени перед тумбочкой, а за тумбочкой была стена. Лита смотрела на эту отвратительную больничную белую стену и молчала. Она не знала, что говорить и о чем просить. Она чувствовала, что с Лесником происходит то, во что она не имеет права вмешиваться.

Она молчала, потом смогла наконец сказать: «Господи, помоги Саше». Она несколько раз это повторила: «Господи, помоги Саше». Больше она не могла ничего просить. Она не могла просить жизни, потому что чувствовала, что тут без нее разберутся. Господи, помоги ему. Что помоги? Выжить или легко умереть?

Потом она, стоя на коленях, положила голову на тумбочку и застыла.

***

И вдруг в какой-то момент она подумала о том, что Христос был распят на Голгофе. И она остро и ясно почувствовала, что все страдания всего человечества – они там, перед Голгофой. Собраны все в одном месте. И все страшные страдания Лесника – тоже там. И даже ее, Литины, кирпичи и тоска по утрам – тоже. И вся боль всех убитых и измученных, всех преданных и отвергнутых – там. ОЧЕНЬ много боли. И с ней – Бог, висящий на показ всем. Вся боль всех людей – там. Страдания всех – на Одного.

И когда Лита это почувствовала, она не выдержала и заплакала.

***

Когда Лесника привезли с обследования, Лита сидела на своих стульях и смотрела в окно. Там было яркое голубое небо. Праздник жизни. Лита сидела без сил, потрясенная своим видением и своими слезами.

Лесник был в полусне.

– Химию сегодня не делаем, – сказала, входя, медсестра. – Перерыв.

– Я полежу чуть-чуть, – еле проговорила Лита.

– Лежи, пока врач занят, – отозвалась медсестра.

Лита легла на свою импровизированную кровать из стульев. И уже через минуту она летела в колодец сна. Видимо, настал час икс, когда организм сказал: все, извини, больше не могу. Она погружалась все глубже и глубже, оставляя Лесника в этом мире одного.

***

Когда Лита открыла глаза, вокруг было почему-то темно. Несколько секунд она вообще ничего не понимала. Потом вдруг, все вспомнив, вскочила как ошпаренная – и тут же рухнула на пол: видимо, долго пролежала в одной позе, и ноги затекли так, что она не могла на них стоять.

Упав, она стала смотреть вокруг себя, пытаясь сообразить, что происходит. Стояла тишина. Потом она с трудом поняла, что на кровати как будто кто-то лежит – но лежит абсолютно тихо и спокойно – так, как Лесник не лежал обычно. Он не метался и не кашлял. Если это вообще был он. Лита полулежала на полу, машинально растирая ноги, которых не чувствовала, и погружалась в ужас. Что происходит? Почему темно? Почему так тихо?

И вдруг она поняла, что это случилось.

Он умер.

Она же знала, что нельзя засыпать.

***

Лита в ужасе на четвереньках обползла как можно дальше его кровать, выползла в коридор, там еле встала на ноги и, держась за поручни, которые шли вдоль стены, поковыляла к посту медсестер. На посту их не было. Рядом была открыта дверь в комнату. Лита зашла туда и остановилась. Одна сестра лежала на диванчике, другая сидела за столом и что-то писала. Лита стояла и молчала. Та, что писала, толстенькая, в какой-то момент подняла голову и ойкнула.

– Господи, ты че пугаешь!
– Потом, вглядевшись Лите в лицо, спросила: – Че случилось?