Шрифт:
***
Страшнее всего было на вторые сутки. Под утро Лесник стал так кричать, что Лита не выдержала, убежала на лестницу. Когда она вернулась, он стал говорить ей что-то несвязное.
– Что? – она наклонилась к нему.
– Сломай мне что-нибудь, – сказал он диким каким-то голосом.
– - Что-нибудь сломай мне. Пальцы. Пальцы сломай, – и он вдруг стал пытаться ломать себе пальцы. Что-то там хрустнуло.
Лита закричала и стала разнимать ему руки. Она кричала так, что с поста прибежала медсестра.
Честное слово, если бы был пистолет, Лита бы застрелила врача, медсестер, Лесника и себя.
***
Потом, когда ему поставили химию, он вдруг стал убеждать ее, что ничего не поможет, и что он хочет домой, просто домой. Он говорил так убедительно и горячо, что Лита стала его зачем-то слушать.
– Это только заставляет меня еще больше мучиться, – говорил он. – Я хочу уже умереть наконец-то. Вынь, пожалуйста, эту иголку.
– Нет, Лесник… Пожалуйста, Лесник, – говорила Лита как можно спокойнее, держа его лицо двумя руками.
Он вдруг посмотрел на нее безумно, потом выдернул иголку из вены и закричал:
– Да я хочу уже сдохнуть наконец!
Когда после Литиных криков «Помогите!» медсестра с очередным трехэтажным матом вернула на место капельницу – в другую руку, Лита посмотрела в яркое голубое небо за окном и уже без звука крикнула туда: «Господи, почему ты все так сделал?»
***
Но когда обезболивающее работало, было не легче.
На третий день, когда Лесник лежал измученный после химии, он вдруг сказал:
– Я в детстве не выносил слова «никогда». Детям любят говорить: «Ты никогда не будешь… там что-нибудь делать…» Я ненавидел, когда мне так говорили. Знаешь, когда потеряешь какую-то фигню, кошелек, например – его жалко. А я должен потерять все.
Лита вдруг вспомнила, что хотела когда-то, чтобы ее не было «никогда». Все это ведь была только игра. Игра отчаяния.
– Я не думал, что буду так жить, – продолжал Лесник. – Сейчас у меня есть только ты. И тебя я должен потерять. Зачем я вообще жил? – он замолчал, потом медленно повторил, глядя Лите в глаза: – Зачем? Я? Жил?
Лита понимала, что это вопросы не к ней. Но слушать их должна была она.
Потом он вдруг сказал:
– Бог хочет показать мне, что я дерьмо? Я готов в это поверить и так... Господи, я готов в это поверить и так, – повторил он громко и заплакал.
Когда он орал, что хочет сдохнуть прямо сейчас, это было не так страшно.
Потом он стал пытаться встать. Лита помогла ему приподняться, обняла его и сидела так с ним, как с ребенком на руках. Он плакал, а у нее от постоянного запредельного напряжения сознание было уже немного не на месте. Ей вдруг начали приходить в голову какие-то книжные ассоциации. Ей стало казаться, что это плакал Маленький принц, который терял и свою Розу, и свою Планету.
На пороге возник Павлик.
– Дюймовочка, я принес тебе поесть, – он размахивал пакетом с каким-то холостяцким ужином. Потом вдруг замер и уставился на них:
– Блин. «Пиета» Микеланджело...
Лита очнулась.
– Что?
– Вот, принес тебе поесть.
Он сложил из пальцев рамочку и стал смотреть на них через рамочку.
– А я все думал – на кого же ты похожа?
Кажется, все-таки он был сумасшедший.
***
Лесник говорил ей когда-то, что боится превратиться в ничтожество. «Я превращусь в ничтожество, и ты будешь это видеть». Но за всеми его криками и страданиями она не видела никакого ничтожества. Ни в какое «ничто» он не превращался. За всем этим она видела то, что вызывало преклонение.
***
Дня через три Лесник перестал кричать от боли, но все равно не находил себе места. Сил
у него не было, все муки ограничивались кроватью, в которой он метался. Если бы были силы, он, наверное, бегал бы по этажам и разнес тут все. Может, обычная боль нужна, чтобы меньше чувствовать эту – смертельную тоску?
***
Жизнь уходила из него. Это было видно, например, по глазам. Если раньше в них были пусть боль, и страх, и отчаяние, и какое-то взывание о помощи, то потом остался только взгляд в себя. Но Лита все равно была уверена, что если просто быть рядом – эту жизнь можно удержать.
В какой-то момент он вдруг сказал:
– Чудеса на самом деле не нужны. Что они доказывают? О Боге по-настоящему знаешь не из чудес. Разве, когда любишь человека, надо, чтобы он делал что-то необычное?
Он посмотрел на нее – или сквозь нее. Потом добавил:
– Иногда кажется, что случилась беда. Но это только так кажется. Беда не всегда беда... Знаешь, что перед закатом бывает самая красивая радуга?
***
Наверное, способность впадать в ступор спасала ее. Иногда были как будто небольшие паузы – когда Лита могла вообще о чем-то думать. По чуть-чуть.