Шрифт:
— Это что ещё такое? — на всякий случай поинтересовалась она, заранее готовая услышать очередную техническую ахинею.
— Ева Писториус принесла, — неожиданно внятно ответила Фру-Фру. — Они с девчонками запускают ламповый завод. А на его основе — всякую вакуумную технику. Мама, у них потрясающие технические решения! Мы отстали от них лет на двадцать! Этот насос…
— Лампочки? — заинтересовалась Ловицкая. — Срок службы и себестоимость?
— Срок службы… м-м-м… — Гермиона задумалась. — Не помню точно. Кажется, тысяча часов. Себестоимость не помню, мы с Евой об этом не говорили. Нет, подожди… — Фру-Фру оторвалась от чертежей и палетки и замолчала секунд на пять. — Она сказала, что лампочка пойдёт в продажу по цене пива…
Мирра открыла было рот, чтобы наругать дочку за бестолковость, но в этот момент жужел как раз подтягивал подгубный ремень, и Ловицкая пропустила реплику.
— По цене кружки, — уточнила дочь. — Три сольдо, кажется.
— Кажется или точно? Потуже сделай, — последние слова были адресованы жужелу.
— Точно, — после недолгого молчания сообщила дочь. — Она ещё говорила, что это будет в десять раз дешевле, чем у хемулей. А хемули отдают две лампы за соверен. Я для дома недавно покупала и знаю. И у них цветотемпература две пятьсот, а здесь будет две восемьсот.
— Чего и у кого? — снова не поняла мать.
— Кельвинов. То есть это будет в миредах…
— Не парь мне мозги! — фыркнула Мирра. — Проект частный или государственный? Сколько средств вложено? Производительность? И главное — кто отвечает за сбыт?
— Не знаю, — растерялась дочь. — Я об этом не спрашивала…
— Горе ты моё желудёвое, — пробормотала Ловицкая.
Громко стукнула дверь, и в комнату зашла — а точнее сказать, нахально завалилась — рыжая Ева Писториус.
На сей раз на ней была стёганая аквамариновая попонка с черепами и надписью «Жизнь — это вечеринка», оранжевая панамка и огромные очки в черепаховой оправе. Коротко подстриженная грива была выкрашена в кисло-розовый цвет.
— Ну чё, коровы, к полу примёрзли? — ухмыльнулась гостья. — Приветики-кукусики!
— Гермиона, — холодно сказала Мирра. — Что здесь делает эта дурно воспитанная особа? Я её сюда не приглашала.
— Ну мама! — застонала Фру-Фру. — И ты Ева, тоже! Я же тебе сколько раз говорила!
— Не поняла, чё такого? — насупилась Писториус. — У нас в бюро…
— У себя в бюро вы можете хоть на ноги ссать, — голос Ловицкой-старшей стал ледяным. — Я спрашиваю, что эта неврастеничка делает здесь, — снова обратилась она к дочери.
Услышав про «неврастеничку», Ева выпрямила шею и оскалила зубы. Очки тут же сползли с носа. Дурацкая панамка приподнялась, из-под неё выпрыгнула услужающая крыса и ухватила сползающую дужку ловкими розовыми ручками.
Ловицкая усмехнулась. Рыжуха метнула в неё злобный взгляд, вздёрнула голову, развернулась и выскочила в коридор, напоследок от души наподдав копытом по дверному косяку. Грохнуло, посыпалась пыль.
— Отвратительно, — констатировала Мирра.
— Мама! Она же почти ребёнок! — возмутилась Гермиона. — И у неё травма! Зачем ты ей это сказала?
— Потому что это правда, — всё так же спокойно сказала Ловицкая, снова подставляя лицо ювелиру. — У неё не всё в порядке с головой. Я не говорю, что она в этом виновата. С ней обошлись скверно. Но мы тоже в этом не виноваты. И не обязаны терпеть её выходки.
— Она творческая личность! Практически гениальная… — начала было Фру-Фру.
— Гениальная? Прекрасно. Если мне нужно будет понять устройство этого вашего насоса, я обращусь к ней и очень вежливо попрошу прочесть мне лекцию. И буду слушать её очень внимательно. А если она ещё раз заявится сюда незваной и назовёт нас коровами, я спущу её с лестницы.
Гермиона открыла рот и тут же закрыла: в маминых словах был определённый резон. Поэтому она сочла за благо снова уткнуться в чертёж.
Минут через пять дверь тихо скрипнула, и в комнату зашла — а точнее сказать, осторожно просунула голову — Ева Писториус.
— Извините, — буркнула она, ни на кого не глядя, — Я чего. Награждение на час вперёд переносят. Только что слышала.
— Спасидо за информацию, — сказала Мирра. — Извинения условно приняты.
— Ева, подойди сюда, пожалуйста, — быстро влезла Гермиона. — Ты мне можешь помочь? Я не понимаю, зачем вот здесь трубка… — она ткнула стилусом в чертёж.
Писториус приблизилась, вытянула шею.
— А, ты про эту хрень, — наконец, сказала она, ложась на пол. — Зырь сюда, тут натекатель стоит…
Огненно-рыжая и мраморно-белая головы склонились над ватманом.
Кто-то постучался в дверь — деликатно, негромко, настойчиво.
— Заходи, Альбертина, — разрешила мать.
Младшая дочь вошла в комнату с той рассеянной улыбочкой, которая в последнее время буквально не слезала с её мордашки. Заметив это, Ловицая-старшая почувствовала раздражение.