Шрифт:
– Парочка в сарае, - подтвердила Алекс.
Неожиданно из комнаты вышел Мигель с фотоаппаратом:
– Разойдитесь в стороны, - попросил он, а после стянул полотенце с лица Сарваша и пару раз щёлкнул объективом, запечатлев труп.
– Ну и зачем это?
– поинтересовался Юсуф
– Чтоб улик было больше?
– добавила Алекс.
– Для коллекции, - кратко пояснил Мигель и вернулся в комнату.
– И это он меня называет двинутой...
– пробурчала Алекс.
– Ладно, - произнёс Халид, - принимаемся за работу. Лопаты, машина, лес.
На том и порешили. Всё вышло строго по плану Алекс, который ей предложил Сарваш. Его тело завернули в мешок и закопали в лесу неподалеку от шоссе. Настало время разъезжаться.
– Спасибо за работу, - на прощание сказал Алекс Халид, отдав гонорар.
– Свою часть ты выполнила достойно, хоть и не без огрехов. Но твоё хладнокровие очень ценное в нашем деле качество.
– Ну, тогда звони, если что. Через кого меня искать ты знаешь.
– Знаю, - кивнул он.
– Ну, тогда до скорого.
На этом автомобиль с тремя мужчинами направился к французской границе, а Алекс, дождавшись, когда они скроются из виду, повернула обратно. Нужное место она хорошо запомнила и даже приметила, куда потом выкинули ненужные лопаты.
Сгребая в сторону траву и листья, которыми заботливо присыпали безымянную могилу, Алекс приступила к делу. Земля не осела, и копать было не тяжело, но муторно и утомительно, особенно когда пришлось выкидывать землю из глубины могилы наружу. После часа мучений, лопата уткнулась в тело. Алекс перепугалась, что ненароком перерубила Сарвашу какую-нибудь конечность и принялась откидывать землю руками. Намучавшись, вспотев и перепачкавшись, она отгребла тело от земли и вспорола мешок.
Сарваш лежал, каким его сюда и опустили три часа назад. Лицо как лицо, не слишком живое и не слишком мертвое. Только вот с закрытыми глазами, жиденькой щетиной на подбородке и едва заметными усами он больше напоминал полукитайца, чем еврея.
Пулевое отверстие не кровоточило и, кажется, понемногу начало затягиваться. Только сейчас до Алекс дошло, что хоть Сарваш и щуплый, но ей самой его отсюда не вытащить. Вторая мысль заставила нервничать ещё больше - она не знает, как его привести в чувство. Подождать, когда очнется сам? А если на это уйдет несколько дней? Столько ждать нельзя, ей нужно скорее вернуться в Париж, в "Гиперион", к Родерику с докладом.
Она уже прокляла всё на свете, и свою сговорчивость и Сарваша, за то, что не сказал, как его оживить. Все-таки пуля в голову - это очень серьезно, Алекс и на своей шкуре это прекрасно знала. Но даже тогда, в 1945, она хоть и потеряла сознание, но явно ненадолго. А может тот полковник Кристиан что-то сделал, чтобы привести её в чувство, когда вытащил из лагеря. Этого она точно не помнила. А если она задела Сарвашу совсем другой участок мозга, посерьезнее. Что если он не сможет двигаться?
Пульса нет, дыхания тоже. Пришлось прибегнуть к глупому и отчаянному методу - комбинированный массаж сердца и искусственное дыхание. Положив свои часы Сарвашу на грудь, она внимательно проследила за секундной стрелкой, наметила ритм и приступила к делу.
Минута, две, пять - никакого результата. Не останавливаясь, она продолжала и продолжала, пока не почувствовала, как искусственное дыхание плавно перетекло в глубокий поцелуй.
Алекс резко отпрянула. Сарваш открыл глаза и слабо улыбнулся. Она не удержалась и залепила ему пощечину.
– Сволочь, - ворчала она, вылезая из ямы, - я тут два часа уродуюсь, а ему всё развлечение.
– Нет, - насмешливо заметил он снизу, - это компенсация за тот суррогат, что вы выдали мне в такси.
– А не много ли ты о себе думаешь?
– злобно глянула на него сверху вниз Алекс.
– Я тут с тобой вожусь, только потому, что иначе меня совесть замучает.
– Охотно верю.
– Сарваш отряхнулся и встал на ноги.
– Но может хоть чуть-чуть, но дело в том, что моя судьба вам не безразлична?
Алекс скривилась, но все же подала ему руку. Когда он выбрался из ямы, она бесцеремонно схватила его за подбородок и задрала его вверх, осматривая рану.
– У тебя голова не болит?
– Нет. А должна?
– Понятия не имею, - сказала она, отпустив его и внимательно заглядывая в глаза, заключила, - вроде даже признаков сотрясения нет. А вот мне после деревянной пули от того полковника года два-три было так плохо, мало что помню чётко. Между прочим, если б тебя не было в лагере, в меня бы никто не стрелял.