– Хорошо, - каменным голосом заключил Мурсиа, - тогда скажите, почему проводя мессу для старшего поколения, вы под святыми дарами предлагали прихожанам виски и пирожные?

– Но не подавать же мне взрослым людям кока-колу.

Мурсиа едва подавил нервный смешок и вместо этого одарил священника таким взглядом, что тот нервно заёрзал на стуле.

– Стало быть, - держа себя в руках, спросил отец Матео, - сам факт присутствия на мессе виски вас не смущает?

– А что такого? Вино тоже содержит алкоголь.

– Но не пятьдесят же процентов. Где в новом служебнике сказано, что, - едва не поморщившись, повторил отец Матео, - вечер памяти о тайной вечере должен стать дружеской попойкой?

– Вы всё не так понимаете, - тут же затараторим амстердамец и пустился в долгие рассуждения о смысле святых даров и насущных потребностях современных прихожан.

Отец Матео внимательно слушал его и записал каждое произнесённое им слово в отчёт, и в конце заключил:

– Я вас понял. Всё сказанное вами я донесу до сведения монсеньора Ройбера, а он в свою очередь представит ваши слова совету кардиналов. О своём решении они сообщат позже.

На этом Мурсиа расстался с понурым амстердамцем. Через три дня состоялось заседание конгрегации и поступок голландского священника был решительно осуждён кардиналами. Больше в католическом мире кока-колой никто не причащался. Но что характерно, на провинившегося священнослужителя не наложили дисциплинарного наказания - не сослали на пару лет в монастырь и не запретили вести службы. Этот затейник и новатор так и остался при своём приходе, что для отца Матео было крайне огорчительным фактом.

Голландские приходы вообще подкидывали Мурсиа немало поводов для удивления, негодования и тихого ужаса от падения нравов и обмирщения Церкви.

– Почему во время мессы, - спрашивал он уже другого священника из Гааги, - Тело Христово прихожанам раздавала женщина? Это ведь ваша прерогатива как священнослужителя, но никак не мирянки.

– Но ведь согласно постановлению Второго Ватиканского Собора, - удивлялся тот в ответ, - Церковь должна теперь проявлять терпимость.

– Не улавливаю ход вашей мысли, - честно признался Мурсиа.

– Так ведь во время мессы священник не может быть в единственно уникальном положении. Все присутствующие на собрании люди служат мессу, так почему бы прихожанам не разделить обязанности священника между собой?

– Очевидно потому, что при рукоположении епископ наделил именно вас правом отправлять таинства, а их нет.
– Оппонент хотел было возразить, но Мурсиа опередил его вопросом.
– А исповедуют мирян в вашем приходе тоже миряне?

– Нет, - почти удивлённо ответил тот, видимо, подумывая ввести и такую практику.
– Но я счёл справедливым дозволить женщине подавать святые дары, ведь столетиями Церковь угнетала женщин, но теперь в век равноправия и терпимости наш долг отвести в богослужении женщине свою роль.

Мурсиа не стал допытываться, что гаагский священник считает вековым угнетением женщин, рассчитывая услышать только глупости о ведьмах и кострах инквизиции. Спросил же он о другом:

– Согласно прошлогоднему заявлению, папа резко осудил саму идею женского участия в службе, если она не монахиня, разумеется. И ваша прихожанка, насколько я знаю, монахиней не является. Но меня больше всего интересует, почему она подавала Тело Христово в руки прихожан? В жалобе сообщается, что один пожилой человек с тремором рук выронил его, а после в суматохе Тело Христово было попрано ногами вашей же паствы. Разве вы не понимаете, что было совершено кощунство?

– Но ведь всё вышло совершенно случайно, - и без тени вины оправдывался тот, отчего отцу Матео стало дурно и, казалось, перестало хватать воздуха.

– Если бы вы как священнослужитель, что отправляет мессу, лично раздавали Тело Христово и не в руки, а как положено на язык, попрания ногами не могло произойти в принципе.

И подобных бесед с клиром у отца Матео за полгода службы при монсеньоре Ройбере состоялось великое множество. Он даже начал впадать в ранее не свойственный его натуре грех уныния, каждый день слыша собственными ушами о плодах реформ Второго Ватиканского Собора и введении нового чина мессы.

Вызывались в Ватикан и служители из Брюсселя, и отец Матео как можно более бесстрастным голосом спрашивал:

– Почему во время богословского конгресса в храме на алтаре демонстрировался пластмассовый макет мужского полового органа?

– Так ведь на конгрессе обсуждался половой вопрос.

– А изображение было наглядной демонстрацией для тех, кто не подозревает, как он выглядит?
– Отец Матео отчаянно вздохнул и добавил, - Это уже что-то из фантазий Рабле...

– Так ведь на конференции было много молодых девушек.