– Правда?
– изумился папа.
– Я право слово, но обращал на это внимания. Но почему так происходит?

Отец Матео пожал плечами:

– Наверное, ваши речи по-миссионерски близкие и понятные прихожанам, в Ватикане считают профанацией и упрощением.

– Но для кого нужнее слово Божие - десятку куриальным кардиналам или миллионам прихожан? Нет, я не понимаю, - было видно, что папа возмущен открывшимися фактами, и отец Матео решил подкинуть в топку дров.

– Я слышал от своих бывших сослуживцев по статистическому бюро, что сейчас конгрегация католического образования изымает все бумаги, связанные с вашим обучением - вашу диссертацию, ваши заметки о папских энцикликах. Сейчас все это свозят в Секретный архив.

– Но зачем?

– Я не могу знать это наверняка, но подозреваю, что вашу биографию постараются переписать в угоду курии. Здесь вас считают не просто необычным папой, какого ещё не было в Ватикане. Курия считает вас папой глубоко неправильным. Все что они хотят, так это переделать вас под канонический образ, который не будет противоречить собирательному образу пап в целом.

Иоанн Павел ничего не ответил, но было понятно, что эти слова, возможно из уст простого священника чересчур дерзкие, заставили его всерьёз задуматься.

– Знаете, - неожиданно заговорил он, - я стремлюсь как можно быстрее освоить ремесло папы римского, но почти никто не способен детально и беспристрастно описать мне состояние дел и объяснить существующие проблемы в курии. Большую часть времени я вынужден выслушивать лишь жалобы, а то и гадости обо всём и обо всех.

– Простите, ваше святейшество, - поспешил сказать отец Матео, - я только хотел...

– Нет-нет, - улыбнувшись, запротестовал папа, - напротив, я хотел сказать, что ваши слова только помогли мне понять, что я собирался двигаться в правильном направлении. Вы не назвали мне имен, кроме епископа Марцинкуса, а о нём и так мало кто может сказать хоть что-то хорошее.
– И с грустью папа добавил.
– Вы сказали только о курии в целом, и это мне понятно. Как я заметил, здесь, в Ватикане, в дефиците две вещи - честность и хороший кофе.
– Он задорно рассмеялся, и отец Матео улыбнулся вслед за папой, что происходило с ним крайне редко.
– У вас ведь остались документы 1972 года после опроса епископа Марцинкуса?

– Боюсь, что нет, но я могу восстановить их в ближайшее время, - пламенно пообещал отец Матео.
– Я бы мог восстановить утерянный доклад архиепископа Ганьона, но это займет чуть больше времени.

– Да, мне было бы очень интересно с ним познакомиться, - признался папа.
– Так когда вы сможете мне принести документы по ИРД?

Отец Матео даже растерялся - сам папа назначает ему приём.

– Я право не знаю, как это будет выглядеть со стороны, я ведь только заместитель секретаря конгрегации.

– Понимаю, - мягко улыбнулся папа.
– Давайте сделаем так, я пришлю к вам на следующей неделе своего секретаря отца Диего.

С этим воодушевляющим предложением отец Матео отправился в свой кабинет. Ему некогда было размышлять о том, что с ним говорил сам папа, и как та беседа может обернуться для него в будущем - отец Матео был всецело занят воспоминаниями о былом допросе епископа Марцинкуса о Католическом банке Венето, о разговоре с его заместителем Меннини и недавней беседе с Марцинкусом о махинациях с ценой на акции Банка Амвросия. Изложив всё это на бумаге, и отдав секретарю папы, отец Матео принялся уже третий раз писать доклад о результатах проверки всех подразделений Ватикана на предмет нерациональной работы и злоупотреблений.

Внезапно в самом начале недели пришла пугающая и жутковатая новость - смерть в папских апартаментах. Это случилось утром во время личной аудиенции, когда папа принимал делегацию Русской Православной Церкви. Во время беседы речь зашла о сближении Церквей западного и восточного христианства, когда митрополит Никодим схватился за сердце и начал сползать с кресла. Папа как мог пытался ему помочь, уложил на пол, открыл окно, чтобы в помещении стало больше свежего воздуха, но когда в кабинет прибыл врач, митрополит Никодим уже скончался.

И тут же по Апостольскому дворцу поползли слухи:

– Говорят, они в это время пили кофе, а митрополит просто ошибся чашечкой.

– В каком смысле ошибся?
– не сразу понял отец Матео.

Собеседник изобразил смущенное выражение лица:

– Говорят, кто-то хотел отравить папу.

– Вздор, - возразил Мурсиа.
– митрополит Никодим умер от инфаркта

– В его-то возрасте?
– саркастически заметил собеседник.
– Сорок восемь лет, не рановато ли?

– Не рановато, - стоял на своем отец Матео.
– Насколько мне известно, первый инфаркт случился с ним шесть лет назад. Иные люди умирают от остановки сердца и в более раннем возрасте.

Возразить было нечего и собеседник со словами "плохое предзнаменование для начала понтификата" вскоре удалился.

У отца Матео остался неприятный осадок от его слов. Отравить папу? Ну что за вздор, сейчас не времена Борджиа, зачем кому-то это может быть нужно? А потом он вспомнил о своём докладе по делу ИРД на основе своих собственных наблюдений и донесений Сарваша. Ещё он некстати вспомнил покойного кардинала Даниэлу. Это было четыре года назад, но по сей день Мурсиа не мог отделаться от мысли, что кардинала убили, как только он решил обнародовать список ватиканской ложи. Четыре года отец Матео бился над загадкой ватиканских масонов самостоятельно и в итоге свои выкладки отдал журналисту Пекорелли, чтоб они попали на стол папы. Попали или нет, он не знал. Могли ли за их чтение попытаться отравить папу? Нет, такого просто не должно быть. Пусть митрополит Никодим покоится с миром, не мог он стать случайной жертвой ватиканских интриг, у него просто было больное сердце. Ведь так?