– О, Боже, я люблю парня..., - простонал он.
– Это отстой.

– Это офигенно.

Микаэль снова застонал и Нора усмехнулась.

– Ааа... подростки, - сказала она, подзывая Мика и перетаскивая его к себе. Он свернулся на ее коленях, положив голову на бедро.
– Все просто смертельно важно, когда тебе семнадцать. Особенно, если это любовь.

– А разве это не смертельно важно?

Нора закрыла глаза и откинула голову назад к стене.

– Нет, честно говоря, это очень важно. Жизнь и смерть поодиночке не так важны, как любовь. Когда я влюбилась в твоего священника, я чувствовала ее как открытую рану. Я была такой неготовой, такой чувствительной. Было так больно. Но меня это не заботило. Любовь как рваная рана, которая, ты надеешься, никогда не заживает.

– Любовь станет в сто тысяч раз больнее, если о ней узнает мой отец.

– Твой отец мудак, Ангел, - напомнила ему Нора.
– Почему тебе волнует, что он думает по этому поводу?

Микаэль покачал головой.

– Он заставляет маму жалеть меня. Все, что я делаю, он оборачивает против нас. Он бросил нас, развелся с ней, но по-прежнему приходит и постоянно рассказывает каждую мелочь, по которой он так меня ненавидит. Просто тонну гадостей.

– Твой отец нихрена не понимает в сыновьях.
– Нора провела руками по длинным волосам Микаэля и отбросила челку со лба.
– Я была бы в восторге, если бы, в конце концов, у меня родился такой ребенок, как ты.

Нора посмотрела на ухоженный газон и пустую дорогу. Гриффина, вероятно, не будет дома до утра. Только Бог знает, что Сорен сотворит с ним сегодня. Ничего страшного на самом деле. Ничего, чего бы он не сотворил с Норой пару раз. Просто чуть-чуть выпотрошит мозг и наверняка добавит изрядную порцию боли. Гриффину это пойдет на пользу. В борьбе за того, кого любишь, есть смысл в боли. Особенно, если тот, кого ты любишь, всего навсего семнадцатилетний парень, который не думает, что заслужил эту любовь.

– Так что произошло с ребенком?
– прошептал Микаэль и Нора отвела глаза от вечернего неба.

– Каким ребенком?

Микаэль положил голову ей на колени и открыто посмотрел на нее. Нора тяжело вздохнула.

– А, тем ребенком.

– Я не часто говорю, но зато внимательно слушаю.

– Слишком хорошо, черт побери, - сказала Нора, смеясь без радости или веселья. Боже, это было последней вещью, о которой она хотела поговорить.
– Ты действительно хочешь знать?

Микаэль кивнул.

– Может быть, это отвлечет меня от тревоги за Гриффина.

Мик сел и подтянул колени к груди.

Бедняжка... любовь не должна быть такой болезненной, подумала Нора, прежде чем поняла, каким хрупким было это чувство в ее мире. Смогла бы она почувствовать любовь без боли? Разве это вообще возможно?

– Мне было двадцать семь, - начала она, возвращаясь взглядом к заходящему солнцу.
– Я была так влюблена в твоего священника, что у меня двоилось в глазах. Но в течение долгого времени, я не чувствовала себя... целостной, думаю, это самое подходящее слово. Я так много зависала у Кингсли в свои двадцать - это единственное место, где твой священник и я могли действительно быть собой, как пара. Помнишь того горячего француза, заехавшего за тобой на Роллс-Ройсе?

Микаэль улыбнулся.

– Никогда не забуду того парня.

– Этот парень владеет Нью-Йорком. По крайней мере, одной частью его. Он получает самых горячих сабмиссивов, Доминантов и Доминантрикс в мире по первому зову. Они все время где-то возле него. И я приходила и просто смотрела на Домин. Они были так прекрасны, так уверены. Даже мужчины Верхи уступали им место. Ты думаешь, что мужчины жесткие, сильные и ответственные. Но когда встречаешь такую женщину… Она сносит крышу. Я безумно хотела то, что есть у них. Не пойми меня неправильно, я люблю подчиняться твоему священнику. Это делает меня мной. Но это никогда не сможет насытить меня полностью.

– Я не могу себе представить, - сказал Микаэль, пожимая плечами. – Полагаю, в моем теле нет ни одной доминирующей кости.

– У тебя нет. Я уверена в этом. И это нормально. Я тебе завидую. Быть свитчем не так весело. Доминанты не верят тебе. Сабмиссивы не понимают тебя. Просто быть одним или другим это просто... Как быть бисексуалом. Лучшее из обоих миров. Худшее из обоих миров.

– Расскажи мне об этом.

Нора сжала колено Микаэля.

– Ты знаешь, что у твоего священника не одна, а целых две степени Доктора Наук.

Микаэль моргнул.

– В самом деле? В чем?

– Первую получил по богословию в свои двадцать, конечно. Но когда мне было двадцать шесть или двадцать семь, он работал над второй докторской по каноническому праву. Сорен, мягко говоря, тот еще ботаник.

Микаэль распахнул глаза и расхохотался. Как замечательно было слышать смех Мика, такой громкий, шумный, такой открытый. По крайней мере, за лето Гриффин научил его хотя бы немного общаться.

– Итак, твой сексуальный ботаник священник отправился в Рим, чтобы закончить свою диссертацию в Григорианском университете. Он никогда не оставлял меня одну, когда уезжал в свои поездки. Он всегда оставлял меня с другим доминантом, приглядывающим за мной. Тогда я этого просто не понимала. Первый раз мне было только двадцать три, и он бросил меня в этом особняке в самой заднице Новой Англии с горячим, брутальным и только что овдовевшим библиотекарем.