Было у Лянки свое упрямство — доказать мастерам-виноделам из Кымпины, самым знаменитым в республике, что есть еще на свете люди, которые что-то соображают. Его «Норок» стал известен во всей округе и оценен по достоинству, ежегодно колхоз наполнял им две-три бочки «для внутреннего употребления». Официально же «Норок» не получил признания, потому что колхозы, не производящие вина в промышленных масштабах, на конкурс не допускались.

Лянка все же надеялся, что настанет счастливый день и для его «Норока»…

«Очевидно, что Михаил и в других делах такой же упорный и настойчивый, не только в своем деле — виноградарстве, — говорил себе Фабиан, — иначе Мога не рискнул бы предложить его на свое место…»

Вошла Валя с бутылкой вина — пусть Фабиан попробует стаканчик, чтобы ожидание не томило его.

— «Норок» Михаила? — улыбнулся Фабиан.

— Нет, это наше домашнее… Попробуй, оно понравится тебе.

Но Фабиан не прикоснулся к бутылке. Сидя один в этой комнате, он чувствовал себя стесненно. Он наткнулся глазами на лежащий на буфете альбом. Видно, и он так же одинок, — кто-то нарочно поставил на него тяжелую пепельницу, чтобы похоронить свои воспоминания, как в архиве.

Фабиан подошел к буфету и взял альбом. «Как объемистое дело», — подумал он.

Тонкая папиросная бумага пожелтела и пристала к толстым картонным страницам.

Павел осторожно раскрыл альбом, словно проник в тайну, долгое время хранившуюся за семью замками. И застыл, впившись глазами в первую же страницу.

Под яблоней, на земле, сидит Анна и читает книгу. Сквозь ветви дерева пробиваются солнечные лучи, образуя вокруг головы Анны светящийся нимб. Ее распущенные волосы отдыхают на спине, локон спустился на лоб. На затаенном лице — успокаивающая улыбка. Такой покой вокруг — словно море, уснувшее в полдень с солнцем в объятиях.

— Скучаешь? — Валя присела рядом.

Кто, он? Ничуть. Просто сидит и смотрит в окно. На белом, холодном снежном покрове Фабиану видится яблоня, освещенная солнцем…

Валя взяла альбом и перелистала.

— Я совсем про него забыла… Мы его уже не пополняем, — вымолвила она. — Все некогда..

Фабиан перевернул страницу и увидел большую фотографию. Валя в белом длинном платье, Михаил, серьезный, в черном костюме жениха стоит рядом с ней…

Из-за подвенечного платья Фабиан с Михаилом исколесили пол-Кишинева, пока нашли подходящее.

Счастливый Михаил весело болтал, Фабиан глядел в себя, как в глубокий, холодный колодец. Там, в бездонной глубине, застыла в ледяном молчании Анна.

— У тебя лицо, как у висельника, — мимоходом заметил ему Михаил, когда они выходили из очередного магазина, в котором ничего не купили. — Не горюй, наше от нас никуда не денется!

Хорошо, что Михаил был тогда столь счастлив, что не мог прочитать мысли Павла! Вот, на следующей фотокарточке, Михаил улыбается, сияет, обнимает Валю за талию. Они оба идут по только что зазеленевшему лесу, наверное, гуляют. Так и есть. Внизу, на белой кромке, написано карандашом: «1 Мая…»

Затем пошли карточки одной Вали… Перед каким-то домом… Валя с заплаканным лицом. Но Фабиан понял, что она счастлива, просто аппарат поймал ее в какой-то миг огорчения. И только.

Непонятно, как это получилось, но из них лишь двое были счастливы в личной жизни — Михаил и Валя. Можно многого добиваться и достичь желаемого, радоваться плодам своего труда, но в личной жизни никогда не знаешь, что выйдет. Так случилось с Могой, с ним, Фабианом… С одной фотокарточки вопросительно смотрел Мога. «А вы, люди добрые, как устроили свою жизнь?» — словно спрашивал он. Фабиан перевернул страницу. Увидел Назара и его жену Ирину. Они задумчиво смотрели друг на друга.

— Бедняжка, — с состраданием сказала Валя. — Ирина очень больна, а сидеть дома не хочет, говорит, что без своих учеников умрет… Она прекрасная учительница. И человек…

Валя захлопнула альбом, положила его на колени и прижала руками — это была небольшая прогулка в прошлое, хватит на сегодня, зачем бередить воспоминания? Валя стала рассказывать:

— Часто мы все собираемся в этой комнатке. Приходят Мога, Назар — один или с женой. Начинают спорить. Мога и Михаил иногда сильно ссорятся… Ты знаешь, какой Михаил скорый, как придет ему в голову какая идея, тут же давай ее реализовывать. А Мога рассуждает иначе, он сначала все разбирает по косточкам, доказывает, что переходить к делу рано, нужно многое продумать… Вмешивается Назар, всегда тактично, что-то уточняет, проясняет, и все с улыбкой, все с шуточками… — Валя понимала, что с той минуты, как Павел увидел фотокарточку Анны, он думает только о ней, и старалась отвлечь его: — Если я начну только перечислять все вопросы, которые обсуждаются в этом доме, то потребуется тысяча и одна ночь…

Фабиан слушал ее, как во сне, хоть и старался быть внимательным. Если бы Валя говорила громче, может быть, ее голос заглушил бы тот, что настойчиво звучал в глубине души: «Дорогой мой…»

Валя, конечно, понимала, что происходит с ним, и ни словом не обмолвилась про Анну. Говорила о чем-то совсем другом… «Потребуется тысяча и одна ночь…» Ах, да… Чтобы рассказать обо всем… Я же уезжаю через несколько дней…»

Накрытый стол, уставленный едой, ожидал их. Но хозяйка и гость совершенно забыли про еду.