Красиво в лесу в морозный ясный день! Деревья стоят строгие, величественные, одетые в искристый пушистый иней — «куржак». Тронь его, и он осыплется холодными колючими иголками, мгновенно тающими на руке. Тишина вокруг — удивительная. Будто все уснуло в лесу. Каждый шорох, каждый слабый звук слышен чуть не за километр.

Вот здесь, у края большого луга, в начале зимы клуб служебного собаководства устроил однажды общественный показ работы дрессированных собак. Собралось много народу. Вите особенно запомнилась отличная работа одной собаки-санитара.

На ослепительно белой снеговой поляне показалась собака. Подпрыгивая время от времени на всех четырех лапах, чтобы лучше видеть, она быстро пересекла открытое пространство и скрылась в зарослях кустарника. Затем показалась опять. Бег ее замедлился. Она не просто бежала, она искала. Ее движения сделались порывистыми.

Однако в них не чувствовалось растерянности животного, потерявшего хозяина. Нет, это был поиск, тщательный, хорошо натренированный, в результате которого не оставалось ни одного необследованного кустика.

Затем она потерялась из поля зрения. Кто-то из зрителей негромко заметил: «Ну, убежала совсем. Теперь ищи ветра в поле».

Но вот собака вновь появилась на поляне. Она уже не задерживалась, чтобы подпрыгнуть и осмотреться по сторонам, не нюхала землю и воздух, а широкими плавными скачками спешила напрямик в обратном направлении. Верно, она отказалась от своих поисков?.. Нет! Просто она выполнила первую часть дела и теперь спешила исполнить остальное. Кожаная палочка-бринзель, недавно болтавшаяся у нее под шеей, сейчас была зажата в пасти. Это значило: она нашла. Кого? Белая повязка с красным крестом, надетая на животном, красноречиво свидетельствовала: найден раненый. И ему нужно оказать немедленную помощь.

Спустя минуту собака снова бежала к раненому. Но теперь она была на поводке: за нею бегом следовали санитары с носилками в руках. Тяжело раненный, получив своевременную медицинскую помощь, будет спасен.

Это воспоминание проносится в голове у мальчика в ту минуту, как он пересекает поляну.

Но вот и поляна осталась позади. Кругом сосны да ели с тяжелыми подушками снега на протянутых лапах-ветвях.

Кто-то серый, пушистый и легкий, как мотылек, бесшумно перепорхнул с одного дерева на другое. Белка! Вот она, проказница! Витя погнался за нею — нет, не поймать, а просто хоть увидеть еще раз. Он бежал, то и дело посматривая вверх. Вдруг носок лыжи ушел глубоко под корягу, Витя потерял равновесие, — трах! — и полетел носом в снег.

Стал подниматься и сразу почувствовал резкую боль в ноге; хотел шагнуть и чуть не закричал.

Витя ощупал ногу. Боль не давала двигаться.

Что же делать? До дому несколько километров, а он не может сделать и шагу…

— Что будем делать-то, а, Буйка?

Буян кружился вокруг хозяина с веселой мордой, махая хвостом. Глупый, не понимает, что случилось.

— В лесу, Буйка, оставаться нельзя, — вслух рассуждал мальчик. — Замерзнем. И волки могут напасть или медведи…

Буяну надоело ждать, пока поднимется хозяин; он схватил зубами ремешок одной из лыж и стал дергать к себе, заигрывая с Витей, как бы приглашая его: «Чего сидишь? Вставай!..»

А что если… Нет, снег глубокий, будет проваливаться, у Буяна не хватит сил. Но ведь попытка не пытка, отчего не попробовать. Все равно другого выхода нет.

С минуту Витя размышлял, затем осторожно приподнялся. Буян перестал дергать лыжу и с ожиданием следил за ним.

Решено. Витя ляжет на лыжи, а Буян пускай тащит, — как на салазках. Но лыжи необходимо связать и сделать упряжь, чтобы Буян мог везти.

Витя снял с себя кушак, потом стянул ременный пояс, поддерживающий брюки. Можно пустить в дело и носовой платок. Платком он связал загнутые концы лыж, чтобы не расползались в разные стороны, а из кушака и ремня смастерил что-то вроде шлейки, которую на дрессировочной площадке надевали на караульных собак вместо ошейника, чтобы ремень не врезался в тело. Теперь Витя лег врастяжку на лыжи, сдвинул их под собой, крепко ухватился руками за самодельные постромки и приказал:

— Буян, вперед! — И добавил больше для себя, чем для собаки: — Поехали!

Буян поднатужился, попробовал дернуть в одну сторону, в другую, потом, понукаемый хозяином, потянул туда, куда смотрели носки лыж; лыжи со скрипом поползли по снегу. Везти было тяжело, но Буян старался изо всех сил. Медленно-медленно, оставляя за собой в снегу широкую борозду, они двигались по направлению к дому. Несколько раз Буян останавливался. Витя давал ему передохнуть, затем снова кричал:

— Буян, вперед! Вперед!

Начало смеркаться, — зимний день короток, а до дому еще далеко.

Буяну стало жарко. Он высунул язык, дышит часто и громко, ошейник врезался ему в шею, стесняет дыхание, и все-таки Буян тянет, тянет, увязая в снегу, тянет, сколько есть у него сил…

Вот, наконец, выбрались из леса… Пересекли поляну… Витя уже устал лежать, ему больно смотреть, как надрывается Буян. Так бы и вскочил и помог собаке… А впереди еще река и крутой подъем на тот берег.

Стало уже совсем темно и… немного страшно. Витя так напрягал зрение, всматриваясь в темноту, что даже стало больно глазам. Какие-то движущиеся огоньки замелькали впереди — один, другой, третий. Нет, это не огни города и не фары автомашин, да и какая может быть автомашина на снегу, в стороне от дороги. Огоньки разбрелись в разные стороны, потом собрались вместе, приближаются… Да это же ищут его, Витю; ну, конечно!