Я сразу пред ней на колени упал

И свой конопляный букет ей отдал.

Представился я: "Мое имя Боян

Шарикописало. Я не хулиган.

Я на автожире своем пролетал,

Увидел тебя и весь затрепетал".

Она, брови хмуря, ответила мне:

"Ненухер меня величают, я мент,

Госнаркоконтроль, вот ты, милый, попал."

Тут я взаправду уж затрепетал.

Оставил букет я и за борт шагнул,

Поглубже в канал поскорей занырнул.

Стреляла Ненухер, не дрогнув рукой,

Спускала блестящий крючок спусковой.

Попал я под выстрел сквозь толщу воды,

И пуля мне сбрила клочок бороды.

Я не дышал минут десять иль час,

Пока свет сознанья во мне не угас.

Очнулся я только уж на берегу,

Мокрый, усталый, с проблемой в мозгу.

Слегка пошатнувшись, я на ноги встал

И свой автожир через час отыскал.

Но трудно мне было поверить глазам:

Пока плавал я с коноплей по волнам,

Лишился он всех цветметалльных частей -

Втулок, колесиков, всех лопастей -

Осталось лишь кресло среди конопли

Стоять, остальное давно унесли.

Подумав немного, пошел я на юг.

Узрел скоро пару унылых лачуг.

К одной подошел я и в дверь постучал,

Но пес во дворе на меня нападал.

Тогда убежал я к лачуге другой.

Там рядом валялся тахометр мой.

Я осторожно подкрался к окну,

Увидел деталь автожира одну,

Затем и другую, а после и все,

Однако вернуть я не мог их совсем:

В бедной избе, несравнимой с квартирой,

Дети играли в куски автожира.

Я не могу отнимать у детей,

У них не могу отнимать, хоть убей.

Тут уж я вовсе ударился в грусть.

Как же домой я теперь возвращусь?

Как починить автожир? Где мне взять

Лишних деталей? Решил я поспать.

Вижу, в сарае лежит сена стог.

Я подошел и угрюмо возлег.

Взглядом обвел обветшалый сарай

И заприметил в углу аппарат.

Было его назначение мне

Ясно сполна и понятно вполне.

У аппарата стояла бутыль,

Все покрывала пушистая пыль.

Жидкости я произвел дегустацию,

И посетила меня мотивация.

Я аппарат подхватил и побег.

Несся за мной самогонный душок.

В поле я выбежал, в кресло присел.

Сразу ремонтный процесс закипел.

Пока из бутыли я медленно пил,

Я в автожир аппарат превратил.

Поднялся я в небо и тронулся в путь.

Порой вспоминаю, и тянет всплакнуть.

Ненухер моя, горяча, недоступна,

Где-то вдали побеждает преступность...

Как хорошо, что теперь мы друзья:

Мой автожир, Похуеску да я".

Слушал его Эухеньо, рыдал.

Был он растроган и весь сострадал.

Потом отдышался, решился спросить:

"Боян, хочешь Мексику ты посетить?

Моих мы родителей там навестим,

Троцкого дом и Ушмаль посетим".

"Конечно, летим, - согласился Боян.
–

Будешь ты штурман, а я - капитан.

Вместе Атлантику мы пролетим,

В Мексике круто с тобой притусим".

Боян развернул автожир и втопил.

Э. Похуеску себя укусил,

Чтоб убедиться, что это не сон,

Что друг настоящий был им обретен.

Они пролетели Бискайский залив,

На Понта Дельгада слегка закусив,

Продолжили путь. Разразилась гроза.

Боян Похуеску с волнением сказал:

"Ты знаешь, мой друг, я ведь много летал,

Но шторма такого еще не видал.

Боюсь, что не выдержит мой автожир,

Что шторм в автожире наделает дыр

И вхлам поломает нам весь аппарат.

Я думаю, что приземлиться пора.

Мне кажется, шторм нам ниспослан судьбой.

Оставшийся путь не осилим, друг мой.

Смотри, Эухеньо, под нами Бермуды!

На них запрещают любые фастфуды.

Мы можем туда полететь и пожить,

Правильно кушать, здоровыми быть".

Но только раскрыл Эухеньо ебло,

Как весь автожир дохуя затрясло.

И начали части его отлетать,

И молнии принялись их поджигать.

Распался на атомы весь автожир.