Один пассажир и второй пассажир

Со скоростью страшной направились вниз,

К хуям посылая природный каприз.

***

Смешались в одно небеса и вода.

Стихию ничто не могло обуздать.

Но время прошло, успокоилось море,

И дивное чудо предстало их взору:

Лодка - не лодка, корабль - не корабль.

Боян из них был наиболее храбр:

Подплыл, ухватился рукой за корму.

Залезть, впрочем, не удавалось ему.

Тогда Похуеску его подсадил,

И вскоре они уже оба без сил

Лежали на дне той диковинной шхуны.

Шуруп Боян робко потрогал латунный.

Остров Бермудский вдали засверкал.

Лодка несла их к подножию скал.

Спросил Похуеску: "Что делать, Боян?"

"Нужно использовать катамаран", -

Боян отозвался весомо и веско,

И взялся за дело наш друг Похуеску.

Педали крутил он вперед и вперед,

И катамаран совершил поворот -

Теперь они мчались на солнечный пляж,

Волну оседлали, словили кураж,

На берег их вынес лихой океан.

Герои покинули катамаран,

Но тут местный житель их взял в оборот.

Стал он кричать: "Собирайся, народ!

Тут двое приплыли а с ними-то, вот,

Явилась легенда, блять, ноги мне в рот!"

Народ собирался, стекался на пляж

И взялся бермудский вести арбитраж.

И наш Эухеньо из разговора

Пришел к пониманию сути их спора.

Тот катамаран был, читатель, не прост.

Его обсуждали и в гриву и в хвост,

Потерян он был уж лет двадцать назад

И начал по морю вершить променад.

Хозяин его как ребенка любил

Затем, что Пикассо подарен он был.

Художник его от руки расписал

И этим высокую ценность придал.

На левом борту и на правом борту

Пикассо изобразил по коту,

А между ними огромный омар

В клешнях держал пять электрогитар.

Эта картина на стиле кубизм

Олицетворяла экзистенциализм

И стоила, видно, немаленьких средств,

Могла даже пару составить наследств.

Бермудцы упорно пытались решить,

Кому надо катамаран присудить,

Коль прошлый владелец уж помер давно,

И он не имел дочерей и сынов.

***

Но вот прибежала на берег она -

В плечах широка и совсем не стройна -

Мэр города, всех островов голова,

Мисс Супербермуды-2002.

От бега совсем раскраснелась лицом,

Но, в общем, держалась она молодцом.

Воскликнула: "Боже! Пикассо приплыл!"

И стала в восторге скакать, как дебил.

Лицо становилось красней и красней.

Пустились бермудцы скакать вместе с ней.

Боян с Эухеньо уныли совсем,

И им показалось, что ебнулись все.

Боян прошептал: "Ах, какая мадам!

Как жаль, что она не сильна по мозгам.

Ее бы я вечно любил и любил,

Остался бы здесь, стал бы сам, как дебил.

По побережью я б с ней танцевал,

И радостно жил бы, и горя не знал.

Мой друг Эухеньо, ты вообрази:

Когда на моем ты уселся шасси,

Тебе рассказал я о горе своем,

О даме, с которой не быть нам вдвоем.

Уверен я был: нет на свете милей -

Такой у нее был шикарный филей.

Но чу! Что я вижу! Не верю глазам!

На душу мою проливает бальзам

Прекрасная фея бермудских широт.

Я б с ней совершил автожирный полет.

Рассыпался в прах дорогой автожир,

Но я же теперь автожирный факир!

Могу автожир я в два счета собрать

И милую деву на нем покатать".

И шагом уверенным двинул Боян,

Чтоб автожиром стал катамаран.

А наш Эухеньо не растерялся -

Он громко к бермудцам меж тем обращался:

"Ай эм Эухеньо, сернейм Похуеску,

Май хаус из зеар, за тем перелеском.

Ви крэшд ин зе оушен наш автожир.

Вон тот человек был его командир,

А я пассажир. В небесах мы неслись,

Упали мы в воду, но мы не сдались.

Поймали дрейфующий катамаран.

Вон тот человек стал его капитан,