Акапулько-ай-яй-яй-яй...

Аплодисмент Эухеньо сорвал,

А также собрал небольшой капитал.

На следующий день он поехал в гастроль.

Унял ненадолго сердечную боль.

Везде принимали его на ура.

Шампанское употреблял он с утра,

Фанатов он в номер к себе приглашал

И там дополнительно их ублажал.

И вот заработал он много бабла,

Но знал, что бабло не спасает от зла.

Думал Эухеньо: "Теперь я богат,

С мужчинами часто имею приват,

Но все ж я лишен настоящей любви.

И пусть популярен я и даровит,

Мне кажется, что-то со мною не то.

Быть может, родители скажут мне что".

Закончил свою Эухеньо гастроль,

Фанатам раздал дорогой алкоголь,

Гитару слегка на хую повертел,

Купил билет в Мехико и улетел.

***

Тако с буритто, пивко с халапеньо

Сожрал в самолете наш Эухеньо.

К пище такой он совсем не привык -

От острого вспух у вампира язык.

Сходя с самолета, он сильно страдал,

Опухший язык меж клыками торчал.

Таксисту он адрес не смог объяснить -

Пришлось до родителей пехом пилить.

Путь занял ни много ни мало три дня.

На третий героя ждала западня.

Когда в Сочимилько Эухеньо пришел,

Зайти он решился в огромный костел.

Пред ним распахнулась дубовая дверь,

И вышла к нему мексиканская дщерь.

Промолвила: "Странник, скорей заходи

И веру в Иисуса в душе породи!"

Наш Эухеньо шагнул за порог

И ощутил возгорание ног,

А сразу затем - возгорание рук,

Как будто прижали электроутюг.

В этот момент уяснил Похуеску,

Что вурдалакам в костеле не место.

И вскоре вампир наш усердно бежал,

И плащ знаменитый на нем полыхал.

Темпом таким он добрался за час -

Лишь у дверей плащ несчастный угас.

Свисал изо рта орган речи опухший,

Взгляд, как и плащ, тусклый был и потухший.

Последним усилием воли герой

Нажал на звонок подуставшей рукой.

Открыла ему незабвенная мать.

Хотел он ее крепко расцеловать,

Но мать отстранилась, лицо скривил страх,

Спросила: "Неместный вы в наших местах?

Я вас не припомню, вы новый сосед?

Завтра придите ко мне на обед".

Сказал Эухеньо: "Мам, это я!

Хотел, чтоб воссоединилась семья -

И вот, я приехал. Был путь мой не прост.

К вам с папой имею серьезный вопрос.

Однако сначала позволь мне войти,

Обедом приятным меня угости.

Скучал я отчаянно, мама, поверь,

Открой же пошире сердечную дверь!"

Мамаша смутилась, впустила его.

Вошел Эухеньо крадучись, как вор.

Отец приподнялся с дивана и вдруг

Узнал в Эухеньо свой личный продукт.

Смешался совсем он, не знал, что сказать -

В сыночке видна мексиканская стать,

Однако при этом лицом он темней,

Чем сто двадцать восемь безлунных ночей,

А рот полон острых огромных клыков,

И в красных глазах не хватает белков.

"Сынок!
– он в итоге сумел произнесть.
–

Не верю глазам! Наконец-то ты здесь!

Давно я хотел повидаться с тобой,

До этого видел лишь снимок я твой,

Но он передать не способен того,

Сколь... необычное ты существо".

Хотел Эухеньо переспросить

И о необычности поговорить,

Однако вмешалась в беседу их мать,

Чтоб на обед охуенный позвать.

Был на обед окровавленный стейк

С подливой из фиников и трюфелей.

Герой наш расслабился, живость обрел,

Активно беседовал, кушал и цвел.

Родители нравились сильно ему,

В связи с чем он не понимал, почему

Они не хотели с ним вместе в глуши

Румынской тусить (где тусить просто шик)

И в Мексику также не взяли с собой.

Возможно, любовь их была непростой,

Однако теперь страсти все улеглись,

И линии судеб их пересеклись.

Уверен был наш Похуеску: отныне

Будет любим он хоть кем-то и принят