При всем понимании такой патриотической направленности в осмыслении ивановской родословной и личной причастности к нему, все-таки с сожалением констатирую, что при таком подходе нередко утрачивается сложная диалектика «ивановского мифа», уходит лермонтовская «странная любовь» к родине, без которой нет истинной любви к России.

Одна из самых распространенных в советское время мифологем, связанных с названием города Иванова, акцентирует то обстоятельства, что именно здесь летом 1905 года в ходе всеобщей стачки ткачей образовался Первый Совет рабочих депутатов, послуживший прообразом советского государства.

Долгое время, вплоть до «перестройки», эти стихи Г. Серебрякова были официальной поэтической эмблемой Иванова.

Вездесущий Е. Евтушенко написал в 1976 году поэму «Ивановские ситцы», где всячески обыгрывая исконное русское имя Иван, поэт приходит в конце концов к хлесткому, но довольно сумбурному стихотворному тезису: «Иваны русские сильны, когда не розные, // когда поймут, что в самом деле — грозные!» И затем под этот тезис подверстывается небрежно зарифмованная история революционного движения Иванова, начиная с того времени, когда

Кстати сказать, ивановская власть довольно лояльно отнеслась к этой поэме Евтушенко, но стоило ему через два года написать стихотворение «Москва — Иваново», где он поведал о продовольственных бедах ивановских текстильщиков, вынужденных вывозить из столицы «порошок стиральный импортный, и кримплен, и колбасу», как все это было расценено местной партийной властью покушением на основы славной ивановской истории. Евтушенко был объявлен врагом города Первого Совета, жителям которого вменялось в обязанность даже и в «колбасных поездах» помнить: «Мой город — родина Советов / Такой на всю страну один».

В советском мифе о городе Иваново выхолащивается в угоду господствующей идеологии память о драматической сложности ивановского существования, где изначально сошлись крайности российской жизни. А это было честно зафиксировано уже первыми писателями «русского Манчестера».

Ивановская тема в русской литературе впервые крупно обозначается в шестидесятые годы XIX века. Выше были ссылки на блестящий «физиологический очерк» В. П. Безобразова «Село Иваново», напечатанный в журнале «Отечественные записки» (1864), который может быть по праву назван открытием «русского Манчестера» для широкого читателя. До сих пор этот очерк остается непревзойденным в плане анализа противоречий ивановского существования, где с поразительной наглядностью выявляется «удивительное сочетание и переплетение давно отжившей для образованных классов русской старины с явлениями самого крайнего мануфактурного индустриализма Европы» [26] . Автор статьи чуть ли не с восхищением пишет о самом психологическом складе ивановцев, повторяя вслед за суздальским летописцем Ананием Федоровым: «Это люди беспечальные!». Особый упор делает на то, что «этот русский Манчестер создан единственно русскими крестьянами, и притом еще крепостными крестьянами» [27] . Не будем забывать, что очерк написан спустя год после отмены крепостного права, и, подчеркивая «крестьянское» происхождение Иванова, Безобразов тем самым нацеливает власти на дальнейшие демократические преобразования.

Но В. П. Безобразов пишет в том же очерке о крайней противоположности богатства и нищеты, наблюдаемой в Иванове: «Мы до сих пор нигде не замечали таких резких, как в Иванове, проявлений этого так называемого общественного, или социального вопроса, этой общечеловеческой вражды между богатством и нищетой. Так и должно быть, ибо нигде у нас нет такого развития европейского индустриализма, как здесь» [28] . И далее автор очерка обращает внимание на такие стороны ивановской жизни, как беспощадная эксплуатация рабочих фабрикантами, отсутствие умственной и нравственной разницы между разными классами, плохое образование и т. д.

В те же годы начинает сотворяться «черный» миф об Иванове, ставший литературным текстом. Первыми авторами его следует признать Василия Алексеевича Рязанцева (1829–1866) и Филиппа Диомидовича Нефедова (1838–1902). Судьбы этих ивановских писателей чем-то схожи между собой. Оба родились в селе Иваново, вышли из семей бывших крепостных крестьян, выбившихся в купеческое сословие. И перед Рязанцевым, и перед Нефедовым открывалась возможность идти путем, завещанным отцами, но они пренебрегли им. На обоих огромное влияние оказало участие в литературном кружке, которым руководил Василий Арсеньевич Дементьев — «вольный учитель», публицист, автор известных в свое время народных рассказов, переселившийся в Иваново в начале пятидесятых годов. Это был, по характеристике М. П. Сокольникова, «чрезвычайно даровитый, отзывчивый, прекрасный человек; в темном ивановском царстве 50-х—60-х годов он являлся настоящим светлым лучом» [29] . Именно В. А. Дементьев заставил Рязанцева и Нефедова поверить в свои литературные силы, настроив их творчество на демократический лад, вывел молодых литераторов на «ивановскую» тему. Но литературная судьба Ф. Д. Нефедова сложилась более счастливо, чем у В. А. Рязанцева. Первый имел долгую литературную жизнь. Печатался в самых известных журналах. Еще при жизни Нефедова стали выходить собрания его сочинений. Рязанцев прожил всего тридцать семь лет. После отъезда Нефедова, а затем Дементьева в Москву, он остается в Иванове в полном культурном одиночестве. Бедствует. Пьет. Умирает.

Небольшое литературное наследие Рязанцева до сих пор по-настоящему не осмыслено. Не напечатано и главное произведение Рязанцева — повесть «Тихий омут» (Ивановское издательство намерено было выпустить эту повесть в 1941 году. Но началась война, и произведение Рязанцева осталось в гранках. В таком виде оно и сейчас хранится в Литературном музее Ивановского госуниверситета). А между тем «Тихий омут» заслуживает того, чтобы быть опубликованным. Здесь впервые ивановская жизнь предстает как художественная картина того резкого контраста между богатством и нищетой, о котором так точно сказано в очерке В. П. Безобразова.

Показательно уже само название повести Рязанцева. За изображенным здесь селом по имени Тихий омут узнается Иваново, находящееся во власти местных фабрикантов. Именно эта нечистая сила и рождает преступную нищету, которой переполнено это промышленное село. Армия ивановских нищих вызывает у автора едва ли не большую ненависть, чем сами фабриканты. Изображенные Рязанцевым нищие не имеют ничего общего с теми «божьими людьми», какими бы их хотели видеть хозяева села, замаливающие свои грехи подаянием. На самом деле преступники плодят преступников. Черти, вошедшие в чертей-фабрикантов, перефразируя евангелие, переходят в тех, кто составляет планктон «тихого омута».