Следующие полчаса мои старые знакомые приводят меня в порядок: помогают отмыться в душе, наносят на кожу масла и парфюм, лёгкий макияж на лицо, волосы укладывают в естественные кудри. Зачем всё это? Может, меня наконец надумали казнить, поэтому решили привести в божеский вид?

Мой туалет дополняет лёгкое персиковое платье без рукавов, перетянутое широким белым поясом на талии.

Когда руки Октавии заканчивают поправлять пояс, я, не сдержавшись, хватаю её ладони и сжимаю их. Девушка поднимает на меня полные слёз глаза. Столько эмоций в её взгляде!

Зачем это сделали с ними? Врагами Капитолия этих наивных ребят можно назвать с большой натяжкой. Это всё из-за меня. Опять из-за меня.

Я не успеваю попрощаться, так как в комнату бесцеремонно врывается охранник, и кинув, что время вышло, почти волоком вытаскивает меня из комнаты.

– Куда вы меня ведёте? – спрашиваю, хотя на ответ этого робота надеяться и не стоит.

– К Президенту. Думаешь, зачем тебя отмыли? Вонь немытого тела не для его кабинета.

Даже так! Президент брезгует говорить с пленницей, от которой не пахнет розами? Значит Сноу не по нраву естественные запахи тела? Ситуация не из весёлых, но мне почему-то смешно.

Меня заводят в лифт и надевают наручники и чёрный мешок на голову. Только после этого провожатые жмут кнопки лифта. А ты осторожен, Сноу. Неужели боишься поверженной Сойки? Связанной, истощённой пытками девчонки?

Мешок стаскивают и я немного щурюсь от света, падающего в окна. Лучи закатного солнца окрашивают всё в какой-то странный цвет. Не тот оранжевый, что когда-то так любил мой Пит, а какой-то неестественно красный. Кровавый. Цвет Сноу. Президент стоит у окна, спиной ко мне, руки за спиной.

– Добрый день, мисс Эвердин, – говорит он, не поворачиваясь. – Не хотите полюбоваться закатом? Он в Капитолии просто прекрасен.

– Вы заставили меня пройти через эпиляцию воском ради светской беседы? – острю, играя с огнём. Но мне нечего бояться. Сноу сделал уже всё, что мог. Больше ему нечем меня ужалить.

– А вы не очень-то рады выбраться из подземелья, – Сноу поворачивается ко мне, растягивая мерзкие пухлые губы в неприятной улыбке.

– А смысл? Я же ведь скоро опять туда вернусь, – говорю мрачно.

– Это совсем не обязательно, мисс Эвердин. Мне вы больше не нужны.

Значит, я права – меня казнят. Сегодня. На закате. Чтож, даже поэтично.

– Что же вы молчите? Разве вам нечего сказать? – Сноу отправляет в рот какую-то ягоду, и я с отвращением замечаю алые капельки сока на его губах. Меня сейчас вырвет. Стараюсь дышать глубже, чтобы унять тошноту.

– Так когда меня казнят? – спрашиваю, стараясь принять как можно более безразличный вид.

Сноу довольно улыбается, словно только и ждал этого вопроса.

– А кто говорил про казнь? – он отправляет на муки ещё одну ягоду.

– Хотите сказать, меня просто отпустят? – с горьким смешком говорю я.

Мерзкий смех сотрясает стены этого ужасного места. Ужасного из-за его хозяина.

– Конечно нет, – резко прерывает смех Сноу. – С чего бы мне вас отпускать? Я придумал для вас кое-что интереснее.

Куда уж интереснее?

– Я больше не буду сдерживать вашего возлюбленного, отдам вас ему. Пусть делает, что хочет: хочет – оставит вместо комнатной собачки, хочет – просто убьёт. Он, конечно, был не в восторге, но я сказал ему, чтобы хорошо подумал. При фантазии из вас можно извлечь немного пользы, – Сноу подходит ближе, я не дышу, повержена в шок его словами. Снова его мерзкая улыбка и злорадный шёпот: - Что может быть хуже для вас, мисс Эвердин – быть униженной тем, кто готов был тысячу раз пожертвовать за вас собственной жизнью?

Я вижу своё отражение в большом зеркале на стене. Кажется, что в лице нет ни кровинки – настолько я бледна. Только подкрашенные губы алеют неестественным пятном.

Президент хлопает в ладоши, и меня снова уводят, надев на голову чёрный мешок.

Лифты, лестницы, десятки ступеней…

Я слышу скрип двери, и сквозь мешок пробивает немного света, значит, я уже не в подвале. Меня вталкивают, и я падаю, перецепившись через что-то, видимо порог. Мои руки и колени приземляются на что-то мягкое и тёплое, думаю, это ковёр, причём даже на ощупь заметно, что очень дорогой. Хорошо, что наручники закрепили спереди, иначе бы я не смогла обезопасить при падении лицо.

Срываю с себя мешок, наконец, я могу свободно вдохнуть, чего мне не позволяла плотная ткань надетого на голову мешка. Свет, настоящий солнечный свет снова ослепляет меня, и я жмурюсь. Как же мне его не хватало в этих казематах: сначала в подземельях Тринадцатого, а теперь в камерах Капитолия.

Но радоваться некогда. Я вижу огромную комнату с высокими окнами на всю длину стены. Большая белая кровать на пьедестале занимает чуть ли не две трети всей комнаты. Поднимаю взгляд выше и вижу Пита.