Шрифт:
– Солнышко, – ласково останавливает меня Хеймитч, – там война. Люди гибнут…
Поднимаю на него глаза, поджимаю губы.
– Куда угодно, Хеймитч, – тихо произношу я. – Лишь бы подальше отсюда.
Ментору не нравится мое решение, но, наверное, я выгляжу сейчас настолько жалко, что он даже не спорит.
Мы пьем чай и почти все оставшееся до рассвета время молчим. Эбернети уговаривает меня поспать, но я совершенно не хочу.
Ближе к утру пробираюсь в свою квартиру. Успеваю переодеться до того, как проснуться мама и Прим.
Их удивляет то, что я обрезала волосы, но, в конечном итоге, сестра говорит, что мне так даже лучше и, улыбаясь, уходит на уроки.
С Мартой сложнее. Она не игнорирует мои припухлые от укусов Пита губы. Она замечает рваные концы моей стрижки. И все-таки мама не произносит страшной правды вслух, а просто подравнивает кончики волос и, поцеловав в макушку, спешит на работу в Медблок.
***
К вечеру этого же дня я отправляюсь в зону боевых действий. Гейл, Финник и, еще не до конца выздоровевшая Джоанна в моем отряде.
Впереди война.
Позади – парень, в чью палату я больше не зайду даже под страхом смерти.
Будь что будет: Сойка-пересмешница летит в самое сердце пылающего пламени.
продолжение следует…
========== 10. Китнисс ==========
Комментарий к 10. Китнисс
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Треск горящего дерева приятно ласкает слух, а мягкое тепло костра согревает кожу. За вечерними посиделками время проходит незаметно: над лагерем повстанцев опустились густые сумерки.
– Не грусти, Кис-кис, – подбадривает меня Гейл, – прорвемся!
Он усмехается, стараясь выглядеть беззаботным, но мы оба знаем, что это напускное: я измучена несколькими месяцами бродячей жизни. Жители Дистриктов активно присоединяются к армии повстанцев, огонь революции горит все ярче, но меня это не радует. Не так, как должно было бы радовать истинную Сойку-пересмешницу.
Однажды мне удалось выпытать у Бити возможную причину того, что я считала сумасшествием: воспоминаний, которых у меня не должно было бы быть. Тело человека смертно, а душа… Она никогда не покидает эту землю, сохраняя все: и счастье, и радость, и боль, и печаль… Когда я оказалась на месте гибели первой Сойки, скорее всего произошло совмещение наших душ. Не научно, но я не могу поспорить с тем, что внутри меня.
Я чувствую как она, думаю как она и все-таки остаюсь собой. Та Китнисс предпочла бы умереть в муках, но никогда не простила бы Мелларка, а я… Я тоже не простила, но скучаю по нему.
Мы толком и не были знакомы: молчаливый парень, привязанный к кровати, и мои ночевки на полу в его палате – это все, что фактически нас связывает, но память Сойки, живущая во мне, странно на меня влияет…
Я люблю его.
Знаю, это звучит дико, особенно после того, как он надругался над моим телом, но это сильнее меня.
Тоскую по нему.
Засовываю руку в карман, сжимая в пальцах ткань парашюта, того самого, что я нашла у первой Китнисс. Теперь в нем завернуты две самых дорогих мне вещицы: черная жемчужина и маленький колокольчик. Чувство такое, что парашют греет мою ладонь. Самообман?
Пит не виноват в том, что случилось: я слишком рано сняла его оковы, он был еще недостаточно здоров…
Чья-то рука касается моих едва отросших волос, и я вздрагиваю от неожиданности. Оказывается это Гейл пытается привлечь мое внимание: я снова ушла в себя, такое теперь случается часто.
– Знаешь, ты изменилась… – говорит Хоторн, – с тех пор как тебя подстрелили в том доме… Если бы я не знал, то подумал бы, что ты – другой человек.
– Не смешно, – непроизвольно отнекиваюсь я.
– Извини, – произносит он, и некоторое время мы молчим.
– Скучаешь по нему? – нарушая, наконец, тишину, спрашивает Гейл.
Отблески пламени пляшут по его красивому лицу. Вздыхаю.
– Очень, – такое короткое и простое слово, но в нем вся моя беспросветная тоска.
Друг притягивает меня к себе, обнимая за плечи.
– Хеймитч сказал, что парню лучше, – улыбается Хоторн. – Увидитесь, помиритесь…
– Ладно, – почему-то отмахиваюсь я, не хочу, чтобы меня жалели. – Пойдем спать.
Мы поднимаемся с бревна и идем в сторону палаток. Хоторн ночует вместе с Джоанной, они пара, а я, попрощавшись, забираюсь в свое временное жилище, кутаюсь в тонкое одеяло.
Одиноко.
Минуты превращаются в час, второй, но сон так и не идет.
Выбираюсь из палатки, чтобы вздохнуть полной грудью. Часовые, выставленные по периметру лагеря, с интересом поглядывают на меня. Злюсь и решаю пройтись.