Морщусь.

Давлюсь слезами.

Руки согнуты в локтях лишь для того, чтобы не упасть.

Моя голова запрокинута наверх – он не прекращает дергать меня за косу.

Движения Пита яростные.

Глубокие.

Шлепки голых тел эхом отдаются у меня в ушах.

Больно.

Мерзко.

Неправильно.

***

Лежу на животе, глядя в пустоту.

Мелларк получил, что хотел и сполз с меня. Он сидит на полу возле кровати, не шевелится.

Мое лицо противно чешется от влажных волос, облепивших кожу.

Я опустошена.

Слез больше нет.

На дрожащих ногах встаю на пол, подтягиваю штаны: застежка порвана, так что приходится придерживать их рукой.

Поправляю майку.

– Прости…

Даже не оборачиваюсь на его голос.

Неуверенно иду вперед, выхожу из палаты.

Дверь с громким звуком захлопывается за мной.

Бреду сама не знаю куда.

Шаг, еще шаг. Поворот. Лестница. Снова поворот.

Скребусь в дверь.

Хеймитч открывает спустя бесконечные минуты. Его лицо помято, вероятно, он спал.

– Чего надо? – грубовато спрашивает он, но, видя мое оцепенение, тут же замолкает. Втягивает в комнату, зажигает свет.

Из горла Эбернети вырывается сдавленный крик, когда он осматривает меня с головы до ног.

Избитая. Зареванная. С порванными штанами.

– Матерь божья… Китнисс… – его голос хрипит от переизбытка эмоций.

Он тянется вперед, наверное, собираясь обнять меня, но я шарахаюсь в сторону раньше, чем успеваю подумать об этом. Ментор замирает на мгновение, но тут же снова делает шаг ко мне. Он уводит меня в душ, заставляет встать под теплые струи воды.

Прикосновение града капель кажутся мне болезненными, но я словно окаменела: не двигаюсь, даже не моргаю. Проходит целая куча времени, прежде чем я прихожу в себя.

Опускаюсь на пол и начинаю рыдать. Громко. Безудержно. Истерично.

Эбернети тоже весь мокрый, но не уходит: гладит меня по волосам, шепчет что-то ласковое.

Мне нужно умыться, смыть с себя прикосновения Мелларка!

Резко вскидываю голову, требуя Хеймитча уйти. Он долго не решается оставить меня одну, но когда я начинаю умолять, все-таки выходит.

– Если что, я рядом… – бормочет он, закрывая за собой дверь.

Рваными движениями стаскиваю мокрые тряпки. Намыливаю губку и так сильно растираю кожу, что она становится местами алой.

Стереть все.

Отмыться.

Соскрести с себя грязь.

Ладошкой тру промежность. Что-то липкое. И розовое.

Его семя и моя кровь.

Давлюсь слезами.

Ненавижу его за то, что он сделал.

Ненавижу всех и каждого, кто прислал меня в это чертово прошлое.

Я не должна была оказаться здесь!

Я не должна была быть использованной охморенным психопатом, который даже не знает, что я другая девушка, а не та, которую он так люто ненавидит!

***

Из душа я выхожу спустя почти час. Распаренная, с красными глазами.

И растерянная.

Почему я поверила, что Питу стало лучше?

Зачем я прислушалась к его мольбам расстегнуть оковы?

Что делать теперь?

Я смотрю на себя в зеркало, взгляд падает на мокрую, повисшую на плече косу. Пит удержал меня за волосы. Он победил, потому что я не смогла убежать.

Хватаю бритву, которую Хеймитч непредусмотрительно забыл на полочке, и с остервенением срезаю волосы возле самой шеи.

Коряво. Криво. Плевать.

Темные пряди падают на пол, рассыпаясь вокруг ступней.

Бритва замирает у меня в руках.

Будто со стороны смотрю на нее. И на свои запястья…

Стоит всего лишь полоснуть поглубже…

Нет!

Швыряю лезвие в сторону, и оно со звоном падает на пол.

Кутаюсь в простынь, которую принес Хеймитч, и выхожу в нему. Сказать, что ментор ошарашен, увидя мои короткие волосы, – ничего не сказать.

– Коса – часть образа Сойки-пересмешницы… – неловко говорит он, но тут же спохватывается. – Ну да ладно, привыкнут и так…

Мы садимся на край его кровати.

Я молчу и смотрю в пол.

Хеймитч, похоже, тоже не знает, как себя вести. Я не выдержу, если он начнет расспрашивать о подробностях, но он, к счастью, и не пытается.

– Все никак не решался тебе сказать… – начинает Эбернети, – Койн хочет отправить тебя на передовую. Это чертовски опасно, но…

–Я согласна, – выпаливаю я, даже не подумав толком.