У меня возникает недоброе предчувствие – уже проверено, что почти за каждым словом мучителя есть скрытый смысл. Что это будет? Новая извращенная пытка? Меня будут резать? Или срывать кожу с пальцев ног? Располосуют спину причудливым узором, сплетенным кончиком кнута?

– Я пригласил гостей, – громко говорит мой враг и взмахом руки указывает в сторону узкого коридора – прохода, который ведет к свободе… или приводит сюда: в последний приют для тех, кто стал неугоден президенту Сноу.

Два охранника выходят из тени, волоча худое женское тело.

«Еще одна игрушка для похотливого урода», – думаю я, но внутренний голос неприятно урчит. Что-то не так.

Голова девушки опущена вниз, темные волосы грязными сальными прядями рассыпались по плечам, а по ее рукам размазана едва подсохшая кровь. Я выпрямляю спину, стараясь рассмотреть пленницу получше, – она кажется отдаленно знакомой, но я отказываюсь ее узнавать. Не хочу в это верить.

– Куколка, открой личико, – командует Антониус, обращаясь к девушке, но та никак не реагирует на его игривый приказ.

Нахмурившись, он кивает своим подчиненным, и один из них, с силой дернув девушку за волосы, поднимает ее голову вверх. Стон застревает у меня в горле: Китнисс выглядит полубезумной и, кажется, даже не осознает, где находится.

Я соскакиваю со своего места и бросаюсь вперед, с разбега врезаясь в толстое стекло, разделяющее нас. Бью кулаками по прозрачной поверхности, выкрикиваю ее имя, но Китнисс реагирует заторможено: она медленно обводит взглядом камеры и даже не останавливается на мне.

Стоит охраннику разжать руку и выпустить ее волосы из своих пальцев, она снова роняет голову.

– Пустите ее! – кричу я, но мое внезапное отчаянье вызывает у Люцифера только приступ смеха. Гнусного, не обещающего ничего хорошего смеха.

– Кажется, куколка плохо стоит на ногах? Мы ведь не дадим ей упасть?– ехидничает он, поднимая выше кандалы, которые все еще держит в руках.

Он вертит их, демонстрируя мне, наслаждаясь моей растерянностью и вспышкой непокорности, но я не смотрю на мучителя – только на Китнисс, похудевшую, избитую. Но еще живую.

Антониус отдаляется от стола с инструментами для пыток и подходит к камере, которую я вижу лучше всего, – она точно напротив моей. Щелкнув выключателем, он зажигает лампу, расположенную в темнице. Это тоже часть игры: все камеры обычно погружены во мрак, кроме одной – той, в которой в данный момент кого-то пытают.

Он открывает клетку, и его помощники втаскивают в нее Китнисс. Ее бросают, как тряпичную куклу, прямо на пол возле дальней стены. Различаю слабый стон, вырвавшийся у нее, а охранники уже поднимают вверх ее тонкие руки, соединяя их кандалами с цепями. Ноги Китнисс тоже оказываются зафиксированными – в случае опасности она беспомощна.

Я наблюдаю за происходящим, затихнув и затаив дыхание, а сердце мучительно сжимается, боясь увидеть продолжение.

К счастью, в которое я не решаюсь поверить, мучители не причиняют Китнисс боли, а выходят из камеры и закрывают дверь на замок. Свет в темнице Китнисс гаснет.

– Неинтересно играть с бабой в отключке, – словно читая мои мысли, говорит Антониус. – Подождем, пока она оклемается.

Он кивает помощникам и разворачивается, чтобы уйти.

– Спокойной ночи, Мелларк. Выспись как следует, другого раза уже может и не быть.

Я все еще упираюсь головой в стекло, с ужасом погружаясь в отвратительную реальность: если раньше мои пытки были чисто физическими, теперь я отлично понимаю – меня будут пытать куда изощренней. Я не верю в случайности; два месяца в темнице, пропитавшейся моей кровью, заставили меня перестать верить в чудеса: Китнисс здесь по моей вине.

– Последуй его совету, попробуй уснуть, – говорит мне Джоанна, и я поднимаю на нее глаза.

Девушка вжимается в угол своей камеры, который я могу видеть с этого ракурса, и сочувственно смотрит на меня. Видимо, что-то еще осталось от моего чувства сострадания к людям, потому что вид лысого черепа Победительницы в купе с огромным кровоподтеком почти на все ее, некогда миловидное, лицо, заставляет меня отвести взгляд.

Разговоры запрещены, но Джоанна рискует ради меня.

– Не хочу давить, – произносит девушка, – но ты хотя бы откупорил свою Сойку?

Качаю головой. К чему врать? Сказки про несчастных влюбленных давно канули в лету, но Джоанна прекрасно слышала мои вопли, стоило Люциферу заглянуть ко мне на огонек. Я знаю, что постоянно зову Китнисс, ничего не могу с этим поделать. Она моя слабость и, вероятно, самая сильная боль.

– Что ж, считай, что не успел, – вздыхает Джоанна.

Я отворачиваюсь.