– Я сделал его для тебя, – говорит охотник, протягивая вперед руку с оружием.

Китнисс улыбается, принимая подарок.

«Спасибо».

Хмурюсь и стараюсь поскорее прервать их милую беседу.

– Пойдемте завтракать уже.

Китнисс устраивается на свой обычный стул, лицом к окну, мы с Гейлом по обе стороны от нее. Едим почти в тишине, только Китнисс энергично работает ложкой и как будто не замечает общей неловкости.

– У вас здесь милый лес, – делится впечатлениями Гейл, когда мы переходим к чаепитию. – Полно непуганой дичи.

Китнисс откидывается на спинку стула и согласно кивает.

– Она ходит в лес иногда, – говорю я.

– Отлично! – хватается за подсказку охотник, а я уже жалею, что вообще открыл рот. – Составишь мне компанию? – спрашивает он, обращаясь к Китнисс.

Она оживляется и, улыбнувшись, принимает его предложение.

Резко отодвигаюсь от стола и встаю со стула. Черт меня дернул за язык. Я потащусь с ними в лес? Качаю головой, хватая со стола грязную посуду, и разворачиваюсь к раковине. Включаю воду: кипяток обжигает руки, но это то, что мне сейчас нужно. Яростно тру тарелку, когда из-за спины тянется рука Китнисс и, дернув кран, переключает воду с горячей на теплую.

Наши глаза встречаются, она смотрит вопросительно и снова удивленно. Ну, сколько можно делать вид, что она не понимает, насколько меня раздражает Хоторн и их трепетная дружба?

Снова перевожу взгляд на посуду, старательно оттирая уже чистую тарелку. Китнисс ждет всего минуту, а потом, дернувшись, уходит прочь. Гейл следует за ней.

Я различаю, как он что-то говорит Китнисс в коридоре, но не могу понять слов. Расставляю посуду по местам, вытирая руки: кожа саднит, обожженная первым потоком.

Спустя некоторое время на пороге кухни возникает Китнисс, держа в руках мой альбом для рисования и карандаш. Подойдя к столу, она открывает пустую страницу и оставляет надпись в углу.

«Ты запрещаешь?».

Вздыхаю, садясь на стул. Ну, что я могу сказать? «Запрещаю!»

– Ты можешь сама решать, с кем проводить время.

Китнисс почему-то недовольна ответом.

«Я тебе не верю».

Она заглядывает мне в глаза, медлит и приписывает еще:

«Пойдем с нами?»

Усмехаюсь. Я буду только мешаться, мне нечего там делать.

Тяну руку, прося Китнисс дать мне карандаш, и она передает его, наклонив кончиком вперед. Я точно знаю, что хочу написать:

«Я тебе доверяю».

Она поднимает на меня глаза и долго всматривается, будто не верит. Наконец, решив что-то для себя, Китнисс улыбается и уверенно кивает.

***

Часы, пока Гейл и Китнисс охотятся, превращаются для меня в вечность. Я не нахожу себе места, все раздражает. Готовлю ужин, пытаюсь рисовать, но с листа на меня смотрят только грустные, иногда искаженные ужасом лица, в каждом из которых я узнаю Китнисс.

Вырываю очередной лист и сминаю его. Ревность прожигает внутренности не хуже любого яда.

Ложусь на диване, положив руку под голову. Китнисс позволит Гейлу прикоснуться к себе? Не позволит, она ведь даже кружку вчера уронила. Хотя это было скорее от неожиданности; я видел, что ночью он гладил ее по волосам, и Китнисс не сбежала.

Долго лежу, изучая потолок: деревянные перекладины, люстра из тонких листьев кованого железа, одинокая паутина в левом углу. За окном пасмурно, того и гляди, снова начнется дождь. Прикрываю глаза и как заклинание повторяю слова, которые написал для Китнисс:

– Я тебе доверяю.

***

Первые капли дождя начинают выстукивать свою мелодию, когда стрелки часов добираются до нижней отметки циферблата. Я развожу огонь в камине и, устроившись в любимом кресле Китнисс, начинаю листать книгу, перебирая пальцами желтые страницы: они будто хранят тепло ее рук. Это успокаивает.

Когда, наконец, Китнисс и Хоторн возвращаются, я облегченно выдыхаю и постыдно быстро спешу к ним.

Щеки Китнисс раскраснелись, волосы чуть влажные от дождевых капель, а серые глаза горят, как горный хрусталь. Невероятно красивая! И… счастливая. Стрела сомнения вновь пронзает мое сердце.

– Зря не пошел, Мелларк, – говорит Хоторн. – Леса здесь не уступают тем, что в Двенадцатом. – Он внезапно делает вид, что только вспомнил: – Но городские ведь не ходят в лес…

– Рад, что тебе нравится, – язвлю я, злясь старому прозвищу, и отворачиваюсь, уходя в спальню.

Не знаю, что я ожидал увидеть. Что Китнисс вернется вся в слезах, а я, как благородный рыцарь, буду ее утешать, прижав к своей груди? Я стремительно забываю, какова ее кожа на ощупь, почти не помню, каково это – обнимать ее.