Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы
вернуться

Тарковский Арсений Александрович
Шрифт:

«Струнам счет ведут на лире…»

Струнам счет ведут на лире Наши древние права, И всего дороже в мире Птицы, звезды и трава. До заката всем народом Лепят ласточки дворец, Перед солнечным восходом Наклоняет лук Стрелец, И в кувшинчик из живого Персефонина стекла Вынуть хлебец свой медовый Опускается пчела. Потаенный ларь природы Отмыкает нищий царь, И крадет залог свободы Летних месяцев букварь. Дышит мята в каждом слове, И от головы до пят Шарики зеленой крови В капиллярах шебуршат.

«Стелил я снежную постель…»

Стелил я снежную постель, Луга и рощи обезглавил, К твоим ногам прильнуть заставил Сладчайший лавр, горчайший хмель. Но марта не сменил апрель На страже росписей и правил. Я памятник тебе поставил На самой слезной из земель. Под небом северным стою Пред белой, бедной, непокорной Твоею высотою горной И сам себя не узнаю, Один, один в рубахе черной В твоем грядущем, как в раю.

«Когда у Николы Морского…»

Когда у Николы Морского Лежала в цветах нищета, Смиренное чуждое слово Светилось темно и сурово На воске державного рта. Но смысл его был непонятен, А если понять — не сберечь, И был он, как небыль, невнятен И разве что — в трепете пятен Вокруг оплывающих свеч. И тень бездомовной гордыни По черному Невскому льду, По снежной Балтийской пустыне И по Адриатике синей Летела у всех на виду.

«Домой, домой, домой…»

Домой, домой, домой, Под сосны в Комарове… О, смертный ангел мой С венками в изголовье, В косынке кружевной, С крылами наготове! Как для деревьев снег, Так для земли не бремя Открытый твой ковчег, Плывущий перед всеми В твой двадцать первый век, Из времени во время. Последний луч несла Зима над головою, Как первый взмах крыла Из-под карельской хвои, И звезды ночь зажгла Над снежной синевою. И мы тебе всю ночь Бессмертье обещали, Просили нам помочь Покинуть дом печали, Всю ночь, всю ночь, всю ночь. И снова ночь в начале.

«П'o льду, п'o снегу, по жасмину…»

П'o льду, п'o снегу, по жасмину. На ладони, снега бледней, Унесла в свою домовину Половину души, половину Лучшей песни, спетой о ней. Похвалам земным не доверясь, Довершив земной полукруг, Полупризнанная, как ересь, Через полог морозный, через Вихри света — смотрит на юг. Что же видят незримые взоры Недоверчивых светлых глаз? Раздвигающиеся створы Верст и зим иль костер, который Заключает в объятья нас?

«И эту тень я проводил в дорогу…»

И эту тень я проводил в дорогу Последнюю — к последнему порогу, И два крыла у тени за спиной, Как два луча, померкли понемногу. И год прошел по кругу стороной. Зима трубит из просеки лесной. Нестройным звоном отвечает рогу Карельских сосен морок слюдяной. Что, если память вне земных условий Бессильна день восстановить в ночи? Что, если тень, покинув землю, в слове Не пьет бессмертья? Сердце, замолчи, Не лги, глотни еще немного крови, Благослови рассветные лучи.

Засуха

Земля зачерствела, как губы, Обметанные сыпняком, И засухи дымные трубы Беззвучно гудели кругом, И высохло русло речное, Вода из колодцев ушла. Навечно осталась от зноя В крови ледяная игла. Качается узкою лодкой И целится в сердце мое, Но, видно, дороги короткой Не может найти острие. Есть в круге грядущего мира Для засухи этой приют, Где души скитаются сиро И ложной надеждой живут.

Эребуни

Они хотели всем народом Распад могильный обмануть И араратским кислородом Продуть холма сухую грудь. Под спудом бусина синела, И в черноте черным-черно Чернело и окаменело В кувшине царское зерно. Кремля скалистые основы Уже до пят оголены. И в струнку стал кирпич сырцовый Подштукатуренной стены. А ласточки свой посвист длинный Натягивают на лету На подновленные руины Во всю их ширь и пустоту. Им только бы земля пестрела В последних числах ноября, И нет им никакого дела До пририсованного тела Давно истлевшего царя.