Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы
вернуться

Тарковский Арсений Александрович
Шрифт:

«Я множество дорог оставил за спиною…»

Я множество дорог оставил за спиною, И плачут многие, разлучены со мною. Судьба гнала меня из края в край вселенной, Но братьев чистоты любил я неизменно. Друзьями стали мне года разлук с друзьями. О расставания, когда расстанусь с вами?

«Горделивые души склонилась к ногам…»

Горделивые души склонилась к ногам Беспощадных времен, угрожающих нам. Даже капля единая: славного яда Опьяняет сильнее, чем сок винограда. О душа моя, жизни твоей не губя, Смерть не тронула крыльями только тебя. Поражают врага и копьем тростниковым. Сердце кровоточит, уязвленное словом. Подгоняя своих жеребят, облака Шли на копья трепещущего тростника, Или то негритянки ходили кругами, Потрясая под гром золотыми жезлами? Если кто-нибудь зло на меня затаит, Я, провидя коварство, уйду от обид. Потому что мои аваджийские кони И верблюды мои не боятся погони.

«Жизнью клянусь: мне уехавшие завещали…»

Жизнью клянусь: мне уехавшие завещали Незаходящие звезды великой печали. И говорил я, пока эта ночь продолжалась: «Где седина долгожданного дня задержалась? Разве подрезаны крылья у звезд, что когда-то Так торопились на запад по зову заката?»

«Скажи мне, за что ты не любишь моей седины…»

Скажи мне, за что ты не любишь моей седины, Постой, оглянись, я за нею не знаю вины. Быть может, за то, что она — как свечение дня, Как жемчуг в устах? Почему ты бежишь от меня? Скажи мне: достоинство юности разве не в том, Что мы красотой и приятностью внешней зовем, — В ее вероломстве, ошибках, кудрях, что черны, Как черная участь разумной моей седины?

Кольчуги

1. «Кто купит кольчугу? По кромке кольчуга моя…»

Кто купит кольчугу? По кромке кольчуга моя Тверда и подобна застывшему срезу ручья. Кошель за седлом, где в походе хранится она, — Как чаша, которая влаги прохладной полна. Расщедрится кесарь и князю пришлет ее в дар. Владельцу ее смертоносный не страшен удар. Он сердцем влечется к струящимся кольцам ее И пить не желает; ее красота — как питье. Меня заставляет расстаться с кольчугой моей Желанье одаривать хлебом голодных людей.

2. «Она и в знойный день была как сад тенистый…»

Она и в знойный день была как сад тенистый, Который Сириус поит водою чистой. Я приоткрыл суму с кольчугою моей, Что всадника в седле на перст один длинней. Увидела она кольчугу и сначала Сережки из ушей и золото бросала, Потом запястья мне и кольца принесла. Кольчуга все-таки дороже мне была. Отец твой мне сулил своих верблюдов стадо И лучшего коня, но я сказал: не надо. Мужчине продал бы — и то кольчуге срам. Неужто женщине теперь ее продам? Хотела опоить вином темно-багряным, Чтоб легче было ей кольчугу взять обманом. Я не пригубил бы и чаши тех времен, Когда своей лозой гордился Вавилон. Ресницы подыми, весна уже вначале, И голуби весны окрест заворковали. Мне самому еще кольчуга по плечу, Когда я пастухам на выручку лечу. Сулейму бедную одна томит остуда, Что ни жиринки нет в горбу ее верблюда. Забудь о нем и взор на мне останови: Я вяну, как побег. Я гибну от любви. Она пугливее и осторожней лани, Убежище ее — в тенистой аладжане [16] . Когда от Йемена к нам облака идут, Найдет обильный корм на пастбище верблюд.

16

Аладжана — кустарник в Аравийской степи.

«Человек благородный везде отщепенец…»

Человек благородный везде отщепенец Для своих соплеменников и соплеменниц, — Он вином темно-красным их не угощает И неопытных девственниц не обольщает. Наилучшая доля на свете — смиренье: Даже хлеб наш несытный — благое даренье. Рассыпается пеплом сгоревшая младость, И чертоги средь звезд человеку не в радость. На любовь я отвечу любовью по чести, Буду льстить, и любовь ослабеет от лести. Завершается детство к пятнадцатилетью, К сорока увлеченья не кажутся сетью. Ты навряд ли доволен одеждой простою, Но глупцом прослывешь без абая [17] зимою. Возрастает на этой земле каменистой Защищенный шипами терновник душистый. Нет еще окончанья Адамову роду, Но женитьбой свою не связал я свободу. Амр зевает, и Х'aлид [18] зевнул большеротый, Но меня миновала зараза зевоты. Крылья знаний меня от людей отлучили, Я увидел, что люди — подобие пыли. Опален мой камыш и подернут золою, И теперь я бессилен исправить былое. Пред судьбою склоняется лев, не противясь, Держит страх куропатку степную, как привязь. Радва [19] и не заметила воинств на склонах, А Кубба [20] захлебнулась в походных знаменах. Преступленье свершает отец, порождая — Все равно — мудреца иль правителя края; Чем твой сын даровитей, тем выше преграда Между вами, тем больше в душе его яда: Тьмы загадок на сына обрушил ты разом, Над которыми тщетно терзается разум. Днем и ночью писателей алчная стая Завывает, к обману людей призывая. Смерть таится средь скал и в долинах просторных И на поиски жертв посылает дозорных. Лев дрожит, если близко мечи зазвенели. Как судьбы не страшиться пугливой газели?

17

Абай (аба) — плащ из грубой шерстяной ткани; верхняя одежда бедняка.

18

Амр, X'aлид — мужские имена.

19

Радва — город в Тихаме (Аравия).

20

Кубба — место около Медины на пути в Мекку.

«Молюсь молитвой лицемера, прости, мой боже!..»

Молюсь молитвой лицемера, прости, мой боже! Но лицемерие и вера — одно и то же. Порою человек бывает приятен с виду, А слово молвив, заставляет глотать обиду. Твердить без веры божье имя и лгать о боге — Нам с лицемерами такими не по дороге.

«Побольше скромности! Я людям не судья…»

Побольше скромности! Я людям не судья. Не покриви душой — себя судил бы я. Когда нам, господи, забвенье ниспошлют И мы в земле найдем последний свой приют? Но не спешит душа из-под недвижных век: Вплоть до истления страдает человек.