29 марта

Добычная смена. Они у нас все добычные, но обычно мы добываем уголь для директора (мужики говорят, что он толкает нашу добычь налево, поскольку лава нигде не числится, официально она закрыта) и немного для себя, а сегодня сделали наоборот. Немного нагрузили шахте, и целый вагон выдали для себя, точнее, для Андрюхи–комбайнера, который рассчитался водкой. Непьющие тоже занимались выгрузкой, и я увлекшись общим азартом, таскал мешки вместе со всеми.

3 апреля

Тысячи людей работают в шахтах, сотни пишут о шахте стихи, однако известны лишь «Черное золото» Высоцкого и «Там на шахте угольной…» не знаю чье. Хорошие поэты работают где угодно, но почему–то нет среди них шахтеров, обходят стороной они этот род деятельности. А ведь есть о чем рассказать. Когда–нибудь в своей будущей финансово–кредитной жизни я забуду, как все это делалось, забуду термины и названия и не сумею правильно рассказать о своей подземной молодости. Останется только то, что было записано. Поэтому памятка для себя.

Способ соединения цепи

Когда рвется цепь скребкового конвейера (СП), делают следующее. Подкачивают порыв ближе к приводной головке. Ниже порыва устанавливают откос — лесину или рельс, одним концом упертый в скребок, другим — в кровлю. Устанавливают храповый механизм, принципом действия напоминающий велосипедную собачку: назад свободно, вперед — ни в какую. Запускают конвейер в обратную. Цепь движется назад — до откоса, натягивается, набегает слабина. Храп не дает ей уйти. Часто храповый механизм сломан или отсутствует напрочь, и тогда соединяют на «дай–дай». Один работяга держит два конца цепи в руках и орет: — Дай! Дай! Дай! Второй небольшими частыми толчками двигателя подает цепь назад. Когда набегает достаточная слабина, первый вставляет в крайние звенья цепи жабку (рвутся в основном жабки, реже ломается скребок или звено цепи) и быстро отдергивает руки. Не успеет отдернуть — срежет пальцы. Большинство беспалых шахтеров когда–то неудачно соединяли цепь на СП. Но у нас–то храп, слава богу, есть, поэтому можно спокойно поменять жабку, не рискуя быть травмированным. (Ну разве что откос сорвет. Но тут уж не обессудь — сам его устанавливал.) Затем ставят скребок, закручивают болты, снимают с храпа и убирают откос. Все, цепь соединена, можно и дальше давать стране угля (пусть мелкого, но дохуя — обычно добавляют коллеги).

Ладно, хорош о цепях, вернемся к нашим баранам, точнее, к нашим шахтерам. На работе тревожно, ползают слухи, атмосфера не добычная. Поговаривают, что директор собирается поставить рабочих перед выбором: кто согласен работать бесплатно — пусть остается, остальные могут рассчитываться к ебаной матери. Я не хочу бесплатно, но и рассчитываться не хочу. Здесь грязно, трудно, бедно, но надежно. Куда же идти?

Накапливается негативная энергия, возникает желание воткнуть вилы в брюхо кому–нибудь из тех, кто крадет мои деньги, отравляет мою жизнь. А революции не предвидится, в остальной Украине все, вроде бы, в порядке, и бунты там в основном политические, а не голодные.

7 апреля

С шахты дурные вести. Работягам объявили, что угля, который они добывают, едва хватает рассчитаться за электроэнергию. Поэтому до сентября денег не ждите. Шахта будет получать гос. дотацию — 45% от фонда заработной платы, но часть из них пойдет на развитие. Нам останется 10%.

Рабочие ропщут, но не очень активно. Старикам осталось год–два до пенсии, молодые собираются пытать счастья на других шахтах либо находятся в растерянности как я. О бунте, забастовке, голодовке никто и не заикается.

9 апреля

Последняя сводка: наш генерал обратился к генералам соседних объединений, а те дали директорам шахт указание не брать краснолучан на работу. Иначе, мол, все разбегутся, и город вымрет.

Мужики: — Пусть лучше мы вымрем, чтобы город остался?

13 апреля

Сегодня на работе Вовка–слесарь опять ругался (после сообщения о 10% он только и делает, что ругается), называл коллег быдлом, неспособным постоять за себя. Я подумал — а что в этом удивительного? Рабочему положено быть быдлом, он и был им на протяжении всей истории. А если и бунтовал, то либо когда совсем невмоготу становилось, либо подстрекаемый евреями, социалистами, большевиками. Видимо, не наступил еще предел. А евреев нет, кончились. И социалисты–большевики молчат. Ни одна партия не организует забастовки, не проводит разъяснительную работу, не собирает рабочих на сходки, маевки и т. п. А только ворует, ворует и ворует. Или нет уже на нас, гегемонов, надежды? Только на деньги, избирательные технологии и черный пиар?

14 апреля

Горняк Н-цев, мой давешний недруг, со мною мил и любезен. Теперь он чуть ли не мой благодетель. Выбил для меня новую лампу (их дают только ГРОЗам), вместе курим в шахте, а сегодня бросили звено и, обнявшись, пошли к стволу. (Тут надо объяснять. Обнимались мы не от большой любви. Шахтеры используют такой способ передвижения, когда из воды торчит лишь головка рельса. Встаешь на рельс, кладешь руку товарищу на плечо, он — тебе, и вперед, поддерживая друг друга.)

15 апреля

Лежали в лаве, говорили о разной чепухе: возрасте Земли, происхождении человека, религии.

— Интересно бы в раю побывать. В аду мы уже были. Как думаешь, мы в рай попадем?

— Вряд ли. Скорей всего, опять в ад. А там опять лава. Мокрая, низкая, на гору не выпускают. И так целую вечность.

Как и два года назад встал вопрос о трудоустройстве. Перебираю различные варианты, ни один не нравится. Жалко уходить из шахты. Да ты ебанулся?! Ведь ты ненавидишь эту шахту, со слезами залез сюда, а теперь не хочешь вылазить? Да, не хочу. Это единственное настоящее дело из всех, какими я занимался. Серьезное, мужское, опасное. Что, продолжаются все те же понты? Гордишься своим геройским занятием? Может быть. Может быть, это только понты. Хотя нет, наверное…