– И напрасно. Перед вами сейчас находится герой, именно, той газетной заметки. И я, как видите, совсем не утка, тем более, не "газетная", - гордо произнес Фауст, прямо глядя в сомневающиеся глаза Василия Петровича.
– Воду, из вашего замечательного источника, я, безусловно, пил. Уж очень меня заинтересовал ее вкус. Мои хозяева купили бутылку и, попробовав, стали так ругать эту воду, как будь-то бы - это была не вода, а какой-нибудь яд. Поэтому-то и мне захотелось непременно испробовать ее...

– Ну, и как? Понравилась?
– заинтересовался Василий Петрович, решив выяснить, какое впечатление производит вкус воды, прославившей вверенный ему поселок, на совершенно незаинтересованного в ней потребителя.

– Вода как вода... Я не нашел в ней ничего особенно примечательного. Абсолютно не понимаю, чем она вызвала такое раздражение у моих бывших хозяев?
– задумчиво произнес Генрих, и добавил, - А говорить я стал, как и все маленькие дети, когда достигают определенного возраста. Правда, было это уже давно, очень давно... Еще в средние века, - пояснил он Василию Петровичу, - А вы, наверное, думаете, что я сразу был собакой? Уверяю вас, - совсем нет...

И Генрих, в общих чертах, рассказал ему историю собственной жизни, с ее невероятными приключениями и коллизиями. Все остальные слышали ту из его уст уже неоднократно и в отличие от Главы администрации не проявляли к рассказу пса особого интереса, хотя его история была вполне достойна, пера великого Гете.

А Василий Петрович не только слушал Фауста, но и наблюдал за Анечкой и Ксафаном. И, как вы, наверное, сами догадались, отношения влюбленных сразу бросились ему в глаза. Взгляды, которые те кидали друг на друга, безусловно, не могли не привлечь внимания, даже постороннего человека. Мало того, кабинет редакторши газеты наполнился любовной аурой, которая, обволакивая самих влюбленных, распространилась и на других, пребывающих тут же. И вскоре уже все с благоговением и восхищением смотрели на влюбленную парочку, которая, в отличие от всех других, не замечала вокруг себя ничего, кроме влюбленных глаз, устремленных друг на друга. И как только Генрих закончил повествование о своих жизненных перипетиях, Василий Петрович неожиданно заговорил на тему, которая совсем не касалась того, о чем ему только что рассказывал пес.

– А знаете, приблизительно через месяц у нас в поселке открывается Дворец бракосочетания, - сообщил он окружающим.

– Я обязательно приеду к вам в Волово. Наша газета непременно осветит это "грандиозное" по вашим меркам событие на своих страницах, - откликнулась Анечка на реплику Главы администрации, с трудом оторвав взгляд от своего возлюбленного.

– Но я, хотел предложить вам Анна Сергеевна - совсем другое, - и Глава администрации смущенно улыбнулся не совсем уверенный в том, что его предложение будет воспринято так, как бы ему этого хотелось.

Анечка удивленно вскинула брови, желая услышать от Василия Петровича более пространного толкования своего предложения.

– Я хотел, на этом мероприятии, предложить вам не роль журналистки, а роль, вступающей в брак невесты. Вы, столько сделавшая для популяризации нашего поселка и нашей Воловской воды, - достойны быть первой брачующейся в нашем Дворце бракосочетания, - пояснил Глава администрации.

– Да я бы, с удовольствием, но не знаю, как к этому относится Ксафан, - несколько смущенно ответила потенциальная невеста, и бросила вопрошающий взгляд на Ксафана.

– Зато я знаю, - встрял в разговор Купидон, с укоризной взглянув на своего ангельского дружка.
– Я, что, зря тратил на вас свои драгоценные стрелы? И, вообще, если вы не поженитесь, я начну сомневаться в своих способностях, и от этого, у меня начнется затяжная депрессия. Я не смогу выполнять свою миссию на Земле, и здесь останутся одни старики, потому что рождаемость упадет совсем.
– Он хотел добавить еще кое-что относительно своих перспективных мучениях и страданиях, если его друг и Анечка не соединяться узами брака, но Ксафан остановил его.

– Ладно. Хватит ныть. Я и без твоих причитаний давно собирался предложить Анечке свою руку и сердце. Но у нас было столько неотложных дел, что было буквально невозможно выкроить время даже на наши с Анечкой свидания. А теперь, - совсем другое дело...

И Ксафан, встав перед любимой на колено, прямо при всех сделал той предложение, которого она уже давно ждала, и подкрепил его восхитительным поцелуем, заставив и всех остальных вспомнить такие же прекрасные моменты своей собственной жизни. Купидон вспомнил свою возлюбленную Психею, Василий Петрович тоже много чего вспомнил из своей юности, и даже Генрих, вспомнив о своих бывших отношениях с Маргаритой, прослезился и смахнул набежавшую слезу лохматой лапой. Мало того, Ксафан, порывшись в складках своего хитона достал колечко. А вы-то, наверное, подумали, что это была очередная заметка в Анечкино печатное издание? И как ни странно колечко оказалось как раз в пору смутившейся Анечке.

– Значит, я заручился вашим участием в открытие нашего Дворца бракосочетания?
– желая получить словесное подтверждение того, что сейчас произошло на его глазах.

– Значит, - заручился, - ответил за обоих Купидон, а затем, обратившись к Ксафану, произнес, - Я рад за тебя, дружище. Правда, - очень рад.

– А я, так просто счастлив за Анюту. Если бы вы знали, как она любит его и как страдает, в его отсутствии, - выпалил Генрих и моментально заглох. Вероятно, вспомнив, как за свои постоянные встревания в чужой разговор, ранее бывал неоднократно наказан.