— В уме ли ты, Замин? Тебе что-то наговорили. В чем моя вина перед тобой?

— В притворстве. Ты играла одновременно две роли.

— Одной-то не сумела довести до конца… — Она заслонила лицо, и кожаная перчатка стала мокрой от слез. — Объясни, чем я тебя обидела? Вот, собралась отнести тебе гостинец к празднику…

Она плакала уже, почти не таясь, и звук рыданий глухо разносился по лестничным пролетам, будто из пещеры в пещеру.

Глядя в ее омытые светлой влагой зрачки, похожие на амулет, уроненный в родник, я не мог сдержать приступа бешенства, потому что явственно видел, как сквозь глаза дочери на меня уставились лживые глаза Баладжи-ханум.

— Довольно изворачиваться, — сказал я. — И так чересчур долго я принимал твои слова за чистую монету. Сознайся, у тебя ведь есть дружок, который привык преспокойно дремать на подушках из лебяжьего пуха? И почему бы ему этого не делать? Он полностью уверен в тебе. А то, что какому-то бедолаге ты позволяешь изредка переночевать в углу на собачьей подстилке, его мало заботит… Да за кого ты меня принимаешь?! Скажи, к чему эта комедия с нежными чувствами, если все давно решено? Я служил тебе ширмой? Стерег, как пес, чужую любовь — и потерял в это время свою! Ну, хватит. Отстань от меня раз и навсегда. Поняла?

Я повернулся к ней спиной, сделал несколько решительных шагов. Но ярость еще клокотала во мне и требовала выхода. Я обернулся, процедил с презрением:

— Говорят, что яблочко от яблони недалеко катится. Тебе прямая дорога по стопам уважаемой мамаши. Как ни старайся, дальше ее не прыгнешь. Да и зачем? Она будет выставлять тебя будто фарфоровую куколку под стеклом, высматривать покупателя посолидней. А на роль цепного пса поищи кого-нибудь другого. Я вам не под масть, милая ханум!

Халима, бледная, с закушенными губами, пнула ногой уроненную ею хозяйственную сумку, и та покатилась по ступеням, рассыпая куски праздничной снеди.

Уже сбежав с последней ступеньки, я услышал сверху истошный вопль:

— Ай аман, держите его! Убил дочку! Вахсей!..

Хотя наша автобаза славилась допотопными драндулетами, но от невзгод военных годин мы уходили, как и вся страна, со скоростью первоклассной гоночной машины!

Возвращение мне водительского удостоверения приветствовалось всеми сослуживцами без исключения, даже Галалы, который считался у нас общепризнанным барометром: «стрелки» его учитывали малейшие перемены в состоянии дел.

Газетчик Дадашзаде действительно не мог выбрать для себя лучшей мишени! Статья его называлась: «Я, ты и все остальные».

Сделав вступление, беседу с Галалы автор статьи передал так:

«— Вы по образованию педагог. Так, кажется? Но вашего влияния на молодых работников базы в этом смысле незаметно. Почему?

— Воспитатель из меня не вышел, что поделать!

— Это относится и к вашим собственным детям?

— Вовсе нет. Дома я полный хозяин.

— Поддерживаете суровую дисциплину?

— Разумеется. Без этого в семье нельзя.

— А на работе дисциплина нужна?

— Ну… тоже, конечно…

— Мне рассказывали, что один шофер из-за того, что его лишили премии, кинулся на вас с кулаками. А вы ему сказали: «Не нравится — ищи себе другое место». Это так?

— Так. Он не выполнил план и лишен премии законно.

— На план влияет степень организации работы. А за это отвечает уже руководитель. У того шофера сел аккумулятор, он неделю простоял на приколе. Чья, по-вашему, вина?

— Водителя.

— Почему?

— У хорошего водителя машина никогда не простаивает.

— Вы можете указать одного-двух «хороших» в качестве примера?

— Да сколько угодно! Запчастей не клянчат, план выполняют — значит, и заслуженная премия согревает им руки, как теплый уголек зимой!

— Простите, они расплачиваются из собственного кармана за запасные части?

— Вероятно.

— Немалые суммы! Откуда они берутся?

— Почему вы спрашиваете об этом у меня?

— Потому что руководитель отвечает за те моральные принципы, которые воспитал в своих подчиненных.

— Я уже сказал, что педагог из меня неважный.

— Но быть только специалистом мало для хорошего руководителя! Нельзя существовать по принципу: «дай — поем, укрой — посплю». Командир производства не сторож металлолома, товарищ Галалы!»

Газету с этой статьей передавали друг другу, читали и перечитывали.

«Банда-база», словно одурманенный великан, просыпалась, постепенно протирала заплывшие веки и с любопытством оглядывала самое себя.

Никогда прежде не толпилось столько народу в конторе. Речи становились все вольней и громогласней: «Нашелся наконец человек, который плеснул холодной водицы в уютное гнездышко Галалы!», «Как бы все это не вышло боком Икрамову и Вагабзаде?», «Э, треск, шум, больше ничего. Газетку почитают — и пустят на растопку!»