Шрифт:
— Надеюсь, это не для всех так очевидно.
— Ключевое слово здесь — «надеюсь», так как ваш губернатор всевозможными путями дал понять, что его здесь сегодня не будет; раз он отправил кого-то вместо себя, то это должен быть человек, обладающий политической значимостью, человек, которому он доверяет, некто мудрый и наблюдательный. Вы изо всех сил пытались казаться более слабым, чем вы есть на самом деле, но ведь вы совсем не старик, который вот-вот заснет.
— Однако я в любом случае старик. Это остается правдой.
Кестрел нетерпеливо хмыкнула.
— И вы действительно занимаете пост министра земледелия?
— Мне нравится думать, что я умею играть множество ролей.
— И вы на самом деле весьма оптимистичны, если верите, что император не заметит этого, особенно когда он совершенно точно знает, что у Герана есть шпионы во дворце.
Тенсен перестал улыбаться.
— Что вам известно, миледи?
— То, что мы закончим сейчас этот разговор, если вы не пообещаете мне кое-что.
Он приподнял брови.
— Пообещайте мне, что Арин никогда не узнает о том, что мы с вами разговаривали, — произнесла Кестрел. — У меня есть для вас информация. Вы можете передать ее своему губернатору. Но нельзя, чтобы это связали со мной.
Тенсен раздумывал над ее словами. Он провел шишковатой ладонью по резной спинке одного из кресел и поджал губы, будто дизайну кресла чего-то недоставало.
— Я знаю, что ваше положение в доме Арина после Первозимнего восстания было... неоднозначным.
— Я не хотела там находиться.
— Сначала, возможно, и не хотели.
Кестрел медленно ответила:
— Я не могла остаться.
— Миледи, не мне решать, чего вы хотели или что могли или не могли сделать. Но ваше условие удивляет меня. Если вы достаточно положительно относитесь к моему губернатору или к его делу и готовы сообщить мне что-то, почему об этом нельзя знать Арину? Я поклялся богом верности служить ему. Вы пытаетесь заставить меня нарушить мою клятву.
— Вы знаете, как мне удалось бежать из городской гавани?
— Нет.
— Арин позволил мне уйти, — сказала Кестрел, — несмотря на то, что это было все равно, что пригласить валорианскую армию к своему порогу. Поэтому пообещайте мне, ибо это в ваших интересах, чтобы Арин не узнал. Вы не можете быть уверены, что для него всегда на первом месте будет безопасность его страны — или его собственная.
Тенсен молчал.
— Вы понимаете? — настаивала Кестрел. — Вы понимаете, что по той самой причине, по которой вы не позволили мне войти в бальный зал, вы не можете рассказать Арину, что источник информации — я? Давайте не будем притворяться, что вы не понимаете, почему я так выглядела и почему не могла в таком виде вернуться в зал.
Кестрел опустила взгляд на свои руки. Она пыталась придумать, чем их занять. Девушка представила, что держит в руках одну из роз, что стоят в вазе. Она почти ощущала текстуру лепестков — их витой бархат, мягкий, как портьеры на балконе.
— Связь между мной и Арином невозможна, — тихо произнесла она. — Опасна. Лучше нам будет держаться друг от друга подальше.
— Да, — согласился Тенсен. — Я понимаю.
— Вы обещаете?
— Вы поверите моему слову?
— Я верю, что смогу уничтожить вас, если вы не сдержите его.
Тенсен ухмыльнулся — не насмешливо, но так, как смеются над юностью люди опытные.
— Тогда говорите, миледи. Я даю вам слово.
Кестрел поведала ему о Тринне и о том, что сказал замученный мужчина.
Министр прикрыл рот ладонью, большим пальцем исказив морщины возле одного глаза. По мере того как он узнавал все больше, его рука все сильнее сжималась в кулак, который по-прежнему находился у рта. Тенсен выглядел так, будто сдерживал тошноту.
Наконец его рука опустилась.
— Вы считаете, что у Тринна была для Арина какая-то важная информация. Что он подслушал ее во время встречи императора с главой Сената?
— Я не знаю.
— Вы могли бы узнать.
Но Кестрел уже направилась к двери.
— Нет.
Тенсен развел руки в стороны.
— Что в этом плохого?
Очевидная нелепость его вопроса заставила Кестрел покачать головой.
— Вы боитесь риска узнать больше? — спросил Тенсен. — Я слышал, вам нравятся азартные игры.
— Это не игра.