чувствовал себя фигурой, равной с другими лидерами страны. Он не так пе-

реживал бы отчужденность, если бы с давних пор не ощущал сдержанность

высших советских чинов. Вряд ли у них был повод усомниться в его надеж-

ности, но им, видимо, мешало что-то мутное, до конца не проясненное. «Даже

Удальцов, в чехословацком корпусе офицер связи между армией и органами

безопасности, сам из этих органов, до избрания отца президентом всегда

находил дорогу к чехословацким деятелям, но не к отцу. Когда возникли

проблемы с Новотным, отец хотел встретиться с послом Червоненко, изло-

жить свое видение ситуации. Никто не находил времени его выслушать.

Отец расценивал это не как отношение лично к нему, а как их недостаточ-

ный профессионализм» 14.

Если кто-то и понимал подоплеку настороженности к Свободе, то это

мог быть только Камбулов. Доверенное лицо госбезопасности, специально

приставленное к Свободе, неотвязный спутник его предвоенных и военных

лет, знакомый с его секретным досье, возможно, неизвестным самому гене-

ралу, он мог владеть информацией, действительной или мнимой, генералу

неприятной, как мина замедленного действия, когда не знаешь, кому и в ка-

кой момент понадобится, чтобы она взорвалась.

Ирэна не вмешивалась в дела мужа, а неистовой его защитницей была

Зое, дочь генерала, профессор Высшей экономической школы. Ей хотелось,

чтобы люди видели в отце не только главу государства, стоящего над поли-

тической борьбой символом общественного единства, но знали бы о его де-

мократическом настрое и сочувствии реформаторам. Президент был ровен с

представителями разных сил в партии, ничем не выдавал пристрастий.

Как рассказывает Ладислав Новак, начальник канцелярии президента,

«как-то в начале июля 1968 года в Град пришел Червоненко, в те дни он ча-

сто посещал Свободу. Не помню, по какому поводу он появился на этот раз,

но пока мы с ним ждали президента, посол сказал: “Товарищ Новак, хочу

проинформировать, что в Москве очень довольны выступлениями Свободы.

Он всегда говорит о чехословацко-советском сотрудничестве. Мы знаем, как

выступления готовятся, и мы очень благодарны администрации президен-

та”. А за пару дней до этого мы с президентом и его дочерью были на морав-

ско-словацкой границе, у горы Яворина, там проходили дружеские встречи

соседей. Свобода выступал c речью. И когда возвращались из Тренчина в

Прагу, в самолете мы с Зое оказались рядом, она упрекала меня: “Почему вы

готовите деду такие беззубые выступления? Посмотрите на речи Дубчека,

Черника, Смрковского. Почему они выглядят прогрессивнее президента рес-

публики?” Я говорю: мы проводим линию ЦК партии и Дубчека – президент

должен быть фигурой общенационального масштаба, способной объединять

народ. И если, говорю, гипотетически допустить разрыв наших отношений с

СССР по партийной или государственной линии, то президент остается

единственным, кто мог бы предложить приемлемые для обеих сторон реше-

ния. Свобода сидел рядом у иллюминатора, делая вид, что не слышит» 15.

Свобода был скуп на слова, говорил почти бесстрастно, от него не слы-

шали крепких выражений, и если он повысит голос или слегка стукнет ладо-

нью по столу, это выдавало крайнее волнение. Иногда он играл, умышленно

нажимая на важные для него слова, заставляя к себе прислушаться. Удив-

ляться можно было не его обыкновению оставаться в тени, а, скорее, тому,

как при общественном противостоянии иногда, неожиданно для всех, он

вдруг являл твердый генеральский характер. «Слыша от своих в Чиерне, в

кулуарах встречи, о возможном применении силы, папа пресекал эти разго-

воры. Армии стран Варшавского договора, говорил он, созданы для обороны

против внешней агрессии. Они не могут и никогда не будут брошены на ре-

шение внутренних политических задач» 16.

Президент скорее пустит пулю в лоб, нежели усомнится в порядочности

Кремля.

Между тем, заслуженный боевой генерал, герой двух братских стран

ощущал – или это ему казалось? – постоянную к нему настороженность в