— Ты шутник, Леня.

— Нет, я друг Татьяны Сергеевны и ваш друг.

— Ты хочешь преподнести ей сюрприз? Во время юбилея?

— Вы угадали. Только очень прошу вас — пусть будет это тайна! Вы умеете хранить тайну? — почти на ухо Волжанской кричал Бояринов.

— Я умею делать вещи и посерьезнее.

— Спасибо! Это очень важно. Иначе вся моя затея не будет стоить ломаного гроша.

— А ты серьезно пригласил меня на юбилей Татьяны Сергеевны и на юбилей театра? Может быть, я тебе нужна только как владелица косы?

— О моем отношении к вам вы убедитесь во время обоих юбилеев.

— Мы мне все больше и больше нравишься, Леонид.

— Вы мне больше, чем нравитесь.

— Ленечка, а нельзя ли пригласить на юбилей Татьяны Сергеевны Кораблинова? Ведь когда-то они были большими друзьями. Мы часто коротаем с ним нашу стариковскую тоску. Он всегда с особой нежностью вспоминает Татьяну Сергеевну. А позвонить ей почему-то не решается, хотя знает, что скоро у нее юбилей. Ведь ему уже пошел девятый десяток. Ты это сможешь?

— Постараюсь. Как вы думаете — мы не опоздаем к вашему мастеру?

— Давайте помолимся. Говорят — помогает.

— Если бы это помогало, я сейчас готов заехать в Елоховский собор и поставить перед аналоем сто свечей.

— У тебя широкая натура!..

— И горячее желание сделать Татьяне Сергеевне подарок, от которого у нее закружится голова.

К парикмахерской, что находится против центрального телеграфа, они подъехали в четвертом часу, когда дневная жара начинала спадать, но в воздухе еще стояла духота от нагретого за день асфальта. Когда машина повернула в Художественный проезд и остановилась против парфюмерного магазина, Елена Деомидовна достала из сумочки валидол.

— Вам плохо? — спросил Бояринов.

— Не могу себе этого простить до конца жизни! Вот и защемило ретивое. Но ничего, справимся. Открой, пожалуйста, дверь. Ведь я в машине не часто. Не знаю, на что нажимать, что поворачивать.

— Может, с минутку посидим, вы отдохнете от моей нервной езды.

— Вперед!.. Только вперед!.. Отдыхать будем, когда вернем косу!..

Бояринов открыл дверку и, поспешно выйдя из машины, помог выйти из нее Елене Деомидовне.

Перед входом в парикмахерскую, кто привалившись к стене, кто лениво похаживая взад и вперед, томились молодые обросшие парни. «Ждут своей очереди», — подумал Бояринов. Раскрыв входную дверь, он жестом пригласил Елену Деомидовну войти первой.

В холле, уставленном по стенам мягкими креслами, на которых в ожидании своей очереди посетители коротали время кто за газетой, кто за журналом, было душно. Резко пахло дешевыми духами.

— А теперь следуйте за мной! — Елена Деомидовна властно кивнула Бояринову, и они вместе прошли в дамский зал, в котором над прическами женщин колдовали мастера. Их было более десяти.

Вспомнив, что косу Елена Деомидовна отдала мастеру, которого она знает около сорока лет, Бояринов пробежал взглядом от кресла к креслу — искал старого мастера. Но старого мастера в зале не было видно. И снова азарт поиска забил тревогу: «Неужели и здесь — прокол?.. Неужели опоздали? — кипел душой Бояринов, и в эту минуту увидел маленького юркого старичка. Выкатившись откуда-то из-за портьеры, за которыми, как видно, находилась служебная комната, он быстро засеменил к дальнему креслу, где сидела молодая женщина с огненно-рыжими волосами.

— Здесь!.. — Постукивая по дубовому паркету каблуками туфель, Елена Деомидовна заспешила к дальнему креслу, к которому подошел старый мастер.

К креслу, в котором сидела огненно-рыжая женщина, подошел и Бояринов.

— Ефим Львович?! Здравствуйте, голубчик!.. Я к вам!.. Ради бога, простите… Я передумала… — Волжанская дышала запальчиво, словно шла в гору.

— Что вы передумали? — настороженно спросил старый мастер и перевел недоверчивый взгляд с Волжанской на Бояринова.

— Я раздумала обесцвечивать косу… Мне все говорят, что я с ума сошла…

— А я что говорил?!

— На меня нашло какое-то затмение.

— Нет, скажите мне — что я вам говорил?! — Старый мастер, с трудом сдерживая раздражение, тряс перед собой руками.

— Да, да… Вы мне не советовали, я это прекрасно помню… — виновато поддакивала Волжанская.

И снова острый, подозрительный взгляд мастера остановился на Бояринове.

— Нашли-таки солидного покупателя?

— Да что вы, господь с вами!.. Я совершенно не думаю ее продавать. Это подарок покойной подруги. Разве можно этакое продавать?

— Продавать и покупать все можно. Могу вас порадовать. Нашлась и у меня покупательница на вашу косу. И вы знаете — сколько она мне за нее дает?

— Не хочу слушать!.. Я никогда ее не продам.

— Ах, вы не хотите знать, сколько мне дают за вашу косу? Не хотите?.. Я-таки вам скажу. За вашу косу мне дают двести рублей. Но я решил поторговаться. Хочу накалить эту даму до такого горячего каления, когда она даст за нее триста рублей. Как вам это нравится? Вас это устраивает? — Разговаривая с Волжанской, мастер ни на секунду не прекращал работу над прической своей клиентки, которая через зеркало пристально рассматривала Волжанскую.